Оттенки зависти читались даже на лицах сдержанных распорядителей из кетеринговой службы, готовивших столы для фуршета. Когда же начали прибывать гости, завистливые взгляды и замечания полетели от одной стены к другой, как теннисные мячи.

Радик приехал с женой, располневшей, одетой крикливо и не к лицу. Добрынин сразу вклинился в кружок щебечущих подружек Кристины, а Котов попросил особо познакомить его с сестрой невесты.

Максим сказал:

— Мой школьный товарищ Андрей Котов, или просто Кот.

— Конфуцианский кот, — поправил приятель.

— И что это значит? — спросила Аглая.

— Что я обрел сансару в глубине ваших глаз.

Та только пожала плечами.

— Все хвалят мои глаза, потому что я толстая. Зато не употребляю героин.

Кристина, изящно сжимая ножку бокала, другой рукой подхватила Максима под локоть.

— Не обижайтесь на сестру, на самом деле она очень умная. Мы обе учились в Московской экономической школе, потом в Англии. Я тоже круглая отличница, но ей все предметы давались очень легко.

Кот сделал масляные глаза.

— Я и не думал обижаться. Мне нравятся девушки с юмором. А вам?

— Мне девушки не нравятся, — заявила младшая сестра.

— А мне очень нравится Петербург, особенно такие места, как это, — снова попыталась всех примирить Кристина. — Конечно, в Москве лучше ночная жизнь, там весело, сплошной водоворот событий. Зато у вас богатая культура.

— Водоворот событий можно организовать и здесь, — пообещал Котов.

— Конечно, если у тебя есть деньги, — беспощадно заметила Аглая.

Максим не хотел ни слушать, ни говорить никаких официальных речей, но Лариса настояла на короткой церемонии. Она сама произнесла несколько напутственных слов у микрофона, перед зеркалом, Максим надел на пальчик Кристины кольцо, Аркадий Борисович провозгласил тост. После поздравлений на сцену вышли актеры, обещавшие под фортепьянную музыку «погрузить гостей в неповторимую атмосферу Серебряного века».

Добрынин подошел к Максиму и сказал:

— Радик уходит. Там кто-то обидел его жену. Я ему сказал, что тут люди «на понтах», если хочешь, чтобы тебя приняли, надо соблюдать жесткие правила. Но он выпил и бычит.

— Его дело, — пожал плечами Максим.

— Ну а ты как? Чувствуешь турбулентность?

— Пока нет, — искренне признался Максим.

— А мне тут одна сказала, что, когда встречается со своим парнем, он выкупает для них двоих весь кинотеатр. Не любит, когда рядом находятся чужие люди.

— У богатых свои причуды. Хотя учти, они тут все с перспективой.

Приятель подмигнул:

— Стараемся, угождаем как можем.

Бледненькая, посерьезневшая Кристина возражала одной из подруг:

— Лично я не вижу ничего плохого в золотой молодежи. Я включаю в это понятие другое определение. Да, кто-то просто прожигает миллионы и ни к чему не стремится в жизни, а кто-то получает на эти деньги прекрасное образование, чтобы потом править этой страной.

— Представляю, что будет, когда за страну возьмутся эти тупые инфантильные снобы, — хмыкнула Аглая.

— Обладающих умом тоже очень много, — обиделась Кристина. — Хотя, конечно, есть неприятные люди и в нашем кругу. Просто вокруг богатых всегда много зависти… кто-то от природы не умеет искренне радоваться эмоциям и чувствам за других. Нас не любят просто за то, что мы есть.

— У меня в телефоне имеется список бедных людей, которые очень любят богатых, — встрял в разговор Добрыня. — Кому бы они кокс бодяжный барыжили?

В рифму его замечанию актриса в клоунском гриме, бренча по клавишам расстроенного инструмента, запела Вертинского: «Что вы плачете здесь, одинокая, глупая деточка…»

Отец, который появился в зале перед самой церемонией, о чем-то разговаривал со Струповым и Ларисой. Холодным взглядом он обводил зал и время от времени улыбался какой-то волчьей улыбкой, не предвещающей ничего хорошего. Но Лара слушала его с таким вниманием, что Максим невольно почувствовал ревность.

— Я не вижу катастрофы. К тому же тирания — не причина, а, как правило, следствие оптимального для России общественного устройства. Мы просто вернулись к старым добрым принципам управления времен Золотой Орды. Видимо, нам это ближе, чем Древний Рим.

— Какие же это добрые принципы?

— Русский человек не рационален, он мыслит метафизически. Духовные абстракции для нас всегда будут выше всего материального. Например, для нас власть выше собственности. Теряя власть, человек, как правило, теряет и все, что ему принадлежит. Так было при царях, при советском строе, и мы к этому снова вернулись, с одной поправкой — теперь можно что-то спрятать за границей, на территории легальной экономики. Собственно, ради этой поправки, видимо, инициировались все наши так называемые демократические реформы. Как уступка Западу, который милостиво позволил нам влить в свою экономику наши миллиарды.