Шрифт:
Но на первых порах Ельцин сам приложил руку к осенней реакции. В условиях назревающего конфликта с Егором Лигачевым, готовясь выступить на октябрьском пленуме ЦК, Ельцин опасался быть обвиненным в создании параллельной КПСС политической структуры.
Вспоминает Г. Павловский: «Из отпуска вернулся Ельцин, затопал ногами – что это вы без меня тут сделали! – замордовал идеолога МГК Карабасова, тот кинулся мордовать всех либеральных аппаратчиков ниже.
Карабасов меня вызвал, как одного из организаторов «Встречи». Я привел диссидентов, включая Новодворскую, так что я был источником зла. И во время разговора Карабасов стал мне объяснять, что я могу вернуться на 101-й километр. А я был временно прописан в Москве по решению Ельцина (по ходатайству Карпинского). Это напоминало разговор с Радищевым, которого Александр вернул из Сибири, а какой-то Ростопчин стал объяснять, что может его вернуть назад. Он, какой-то Карабасов, мне угрожает! Это меня рассмешило и разозлило одновременно. Все диссидентское во мне проснулось, я на него наорал и ушел, хлопнув дверью. На выходе милиционер потребовал от меня отмеченный пропуск, я его просто оттолкнул и вышел – я был дико зол! После этого за мной даже возобновилась слежка, которая продолжалась до ноября, до конца ельцинского кризиса.
В сентябре 1987 года мы обсуждали возможность создания либеральной фракции в КПСС, Пельман даже написал бумагу, в которой доказывал, что Ельцин может ее возглавить. Эта мысль для меня была странна – Ельцин, который только что на нас так давил, может стать главным либералом. Эту бумагу я передал старшим товарищам».
Судя по дальнейшим событиям, «старшим товарищам» из либерального лагеря идея тоже не понравилась, но через месяц Ельцин самым неожиданным для либералов образом подтвердил версию Пельмана.
ИСПЫТАНИЕ НА ПРОЧНОСТЬ
К ОСЕНИ 1987 ГОДА столичные неформальные организации стали уже достаточно многочисленными и деятельными. Им было мало одних дискуссий, количество контактов и людей росло. Группы стали почковаться на секции, занятые практическими делами. В результате между секциями стало ослабевать взаимодействие, они не очень хорошо знали о работе друг друга и обвиняли друг друга в бездействии. Часть участников движения стали втягиваться в конструктивную работу вроде эксперимента по введению самоуправления на заводе АТ-1. Другие планировали новую политическую кампанию вроде комсомольской. Бездействие томило, но привычные дела раздражали своей мелочностью и будничностью.
Между умеренным, конструктивным и более радикальным, активистским течениями нарастало напряжение, которое вылилось в открытый конфликт при испытании на прочность, связанном с «делом Ельцина».
Информацию о выступлении Ельцина на пленуме ЦК КПСС 21 октября неформалы получили до того, как об этом было объявлено всей стране. 31 октября информация о выступлении Ельцина была оглашена на пресс-конференции в АПН секретарем ЦК КПСС А. Лукьяновым, а позднее подтверждена ТАСС с оговоркой, что советским органам печати «категорически не рекомендуется печатать» данную информацию.
Вспоминает А. Исаев: «Мне позвонил Кагарлицкий, попросил подъехать. Прогулялись. Он сказал, что есть такая информация. Сначала ему сказали западные журналисты, он стал наводить справки, и в АПН подтвердили». Кагарлицкий и Исаев решили, что надо действовать. Но их инициатива натолкнулась на сопротивление.
«Ситуация была неясной. Даже эта утечка информации показывала, что в верхах идет какая-то сложная борьба. Кагарлицкий высказывал мнение, что Ельцин несколько преждевременно сказал вещи, которые собирался сказать сам Горбачев. Тот был вынужден отмежеваться, но продолжает симпатизировать Ельцину. Может быть, Ельцин даже останется, борьба будет продолжаться.
Я поехал на лекцию «Общины». Шубин ее как раз заканчивал, и ему был задан вопрос о выступлении Ельцина. К моему удивлению, он тоже оказался в курсе дела, но охарактеризовал Ельцина негативно, как политически неопытного деятеля, который вылез на ЦК и поэтому отстранен. После лекции «общинники» остались, и началась битва. Несколько часов мы вели жесткую полемику о том, нужно ли вмешиваться в этот конфликт. Закончилось это разрывом. Большинство проголосовало за акцию, В. Тупикин и А. Плотников собирались писать заявление меньшинства, где заклеймить экстремистов, но Шубин хоть и голосовал против выступления, отговорил их от выпуска каких-то заявлений». Дело было 4 ноября.
Я тогда оказался лидером «умеренных». Мы настаивали на том, что поддержка опального партийного руководителя нецелесообразна по двум причинам: во-первых, неизвестна его программа, во-вторых, вызов большинству ЦК со стороны маломощных неформальных групп ничего не изменит и только разрушит уже освоенные направления работы. Радикальное крыло во главе с А. Исаевым, за спиной которого стоял Б. Кагарлицкий, считало, что необходимо как можно активнее участвовать в политической жизни страны, поддерживать раскольников в руководстве КПСС, с тем чтобы формирующееся гражданское движение смогло действовать в союзе с партийными оппозиционерами.
Из записей А. Шубина, ноябрь 1987 года: выступление приведет к разрушению структур, выстроенных неформальным движением. Уличная акция не может повлиять на ход внутрипартийной борьбы, «кроме как аргумент (консерваторов) в обвинении о создании антипартийной фракции» Ельциным. То есть не поможет Ельцину, а повредит ему. «Неустойчивое равновесие может быть нарушено в худшую сторону». Я возмущался текстом воззвания, которое подготовили инициаторы выступления в поддержку Ельцина: «Листовка восхваляет Ельцина». Исаев ссылался на информацию, исходящую через Кагарлицкого от Р. Медведева, которая позволяла рассчитывать на успех Ельцина в начавшемся столкновении. Я доказывал, что Р. Медведев слишком доверчив к слухам, политологическим построениям. «Наше дело не прожекты, а систематический выход на трудящихся». Я тогда видел путь освободительного движения в едином движении рабочих, в создании сети информационного обмена между рабочими кружками.
В этой дискуссии столкнулись две стратегии освободительного движения: рабочая и интеллигентская. Первая исходила из того, что свергнуть бюрократическую диктатуру может лишь забастовочная борьба по образцу «Солидарности». Цитируя Д. Оруэлла, «общинники» до 1987 года считали: «Можно как угодно относиться к „пролам“, но без них ничего не будет». Ельцинский кризис вывел Исаева и его сторонников за рамки этой логики. Добиться успеха можно, маневрируя между фракциями правящего класса, мобилизуя на борьбу интеллигенцию и широкие слои населения без привязки к их классовому характеру [82] .
82
Уже после ельцинского кризиса мы с Исаевым поменялись местами. Изучив реальную жизнь на предприятии зимой 1987—1988 годов, я стал приходить к выводу, что рабочий класс стремится не к социализму в собственном значении этого слова, а к социальному государству. Рабочие, таким образом, являются не ядром, а одной из сил широкой антибюрократической коалиции. В 1987—1989 годах я работал в Межгородском рабочем клубе – сети рабочих активистов, возникшей до начала массового рабочего движения. В 1989-м рабочее движение наконец стало массовым, прежде всего в шахтерских регионах. «Общинники», к этому времени – анархо-синдикалисты, использовали наработанные в предыдущие годы позиции и синдикалистскую идеологию для создания информационной сети рабочего движения КАС-КОР, фактическим руководителем которой был А. Исаев. Я вошел в совет Конфедерации труда, но в конце 1990-го вышел из нее в связи с поддержкой Конфедерацией программы «500 дней», после чего уже не занимался поддержкой антикоммунистического рабочего движения. КАС-КОР стал ведущим центром информации независимого от КПСС рабочего движения. С этого времени рабочее и профсоюзное движение стало профессией А. Исаева и многих других «общинников». С 1989 года я стал развивать идеи постиндустриального социализма и относиться к революционному потенциалу рабочего класса все более скептически, рассчитывая на возникновение и самосознание нового класса, который будет действительно заинтересован в переходе к принципиально новому обществу («гражданский класс», «информалиат».
Соратники не уступали друг другу и переругались почти до разрыва личных отношений. Радикалы обвиняли умеренных в трусости, а умеренные радикалов – в авантюризме и намерении «лечь под Ельцина». Встал даже вопрос, какая из двух фракций унаследует название «Община». Поскольку название придумал Исаев, то умеренным должна была достаться группа «Самоуправление», созданная для участия в эксперименте на АТ-1.
Раскол произошел и в Клубе социальных инициатив – против выступления категорически возражал М. Малютин. Полемика развернулась и в клубе «Перестройка». Его журнал «Открытая зона» писал: «Общество вправе знать о событиях, происходящих в руководящей им силе и имеющих важные для него последствия. В условиях сложившейся политической системы жизнедеятельность партии справедливо стала делом, интересующим не только членов партии, но и внепартийных граждан» [83] . Сторонники поддержки Ельцина утверждали: «Хотелось бы подчеркнуть, что в своих выступлениях т. Ельцин выражал не только свое личное мнение, но и мнение многих ответственно настроенных москвичей… Мы поддерживаем курс МГК КПСС под руководством т. Ельцина Б. Н.» [84] 10 ноября «Перестройка» раскололась на умеренную и радикальную фракции. Правда, радикалы подписали обращение умеренных в поддержку Ельцина.
83
Открытая зона. – Вып. 2 (экстренный). – 1987. – ноябрь. – С. 13.
84
Там же. С. 14.