Она была привязана там же, где не так давно он заподозрил было в ней ведьму. При этом, как всегда, ухитрилась десятиметровую верёвку почти всю намотать на кол.

— А чё вы держите не корову, а козу, — хлопот меньше? — поинтересовался он, разматывая.

— Это ради меня: козье молоко не только вкусное и жирное, но ещё и лечебное. Особенно с майским мёдом. В детстве я была болезненной и хилой, а сейчас ты бы сказал обо мне такое?

— Конешно нет! Сичас ты выглядишь, как… бутончик расцветающей розы, — нашёл он нужное сравнение. — Козье молоко, наверно, ешё и красоты прибавляет.

— Спасибо за комплимент…

— Не комплимент, а точно: таких красивых, как ты, — поискать! — Марта зарделась счастливым румянцем, смутившись от такой оценки; присела перед Машкой на корточки и ласково поглаживала её морду.

— А ведь это она нас с тобой познакомила, помнишь?

— Ещё бы! Я ей за это благодарна, а ты?

— И я. По гроб жизни. — Они прошли под старую вербу, где не могли быть никому видны. Андрей приник к её плечу щекой. — Горячее. И покраснело. Завтра нельзя будет дотронуться. Хорошо, ежли не облезет кожа.

— Не облезет: я не первый раз принимаю солнечные ванны. Мы у Веры в ваше отсутствие загораем в одних трусах.

— Мне б не хотелось, чтоб и у тебя носик облез, как у нас с Мишкой. — Он нежно водил пальцем по её порядком уже загоревшим щекам, стоя напротив так близко, как это делают только влюблённые. Готовился её поцеловать, но она опередила, чмокнув в щеку. Тогда и он, обняв за талию, расцеловал в обе и даже коснулся губ. — Мы ж с тобой не чужие…

— Я сегодня такая счастливая! — призналась она. — И потому, что чудесно отдохнула, научилась плавать и что целый день рядом был ты.

— У меня тоже сёдни лучший день в жизни!

Столь содержательная беседа длилась бы, надо полагать, без конца, если б не дела. Она повела начавшую блеять козу, а он припустился за Васяткой.

Ванька разбудила скрипнувшая дверь. В комнате ещё не рассеялся утренний сумрак, а мать уже одета по рабочему.

— Мам, почему так рано? — удивился он.

— Далеко, сынок, идти. — Она присела рядом. — Аж под садбригаду. Надо успеть к восходу, за опоздание можно и плётки схлопотать.

— Пусть, гад, токо тронет! — погрозил сын. — На тебя и так уже жалко смотреть. Может, мне отработать какой раз?

— Боже упаси! — испугалась Агафья Никитична. — Мы радуемся, что хуть детей не трогает, а ты такое говоришь. Вы столько добрых дел переделали — женщины не нарадуются. Лучше уж помогайте по хозяйству. Сёдни что собираетесь делать?

— Нашу картошку выкопаем.

— Пора уже, сынок. Хватить ей в земле лежать, а то и куста не будет видно. Токо вы сразу и отсортировывайте: крупную отдельно, помельче — на семена, мелочь, если будет, тоже не оставляйте; зима будет трудная, всё подберет.

— Сделаем, мам, в лучшем виде, — заверил он.

Управившись с яслятами, ребята собрались у Ванька, и работа закипела. Уйдя в отрыв, хозяин освободил мешки и сам принялся за выборку.

— Вань, слышишь: Туман на кого-то злится, — заметил Андрей. — Вроде как на чужака.

— Кошка чья-нибудь… Он их терпеть не может.

— Да нет, это не кошка! Слышите?

Было похоже, что Туман с кем-то сцепился и эта схватка не в его пользу: он заскулил, после чего донёсся подозрительный хрип. В несколько прыжков Ванько очутился возле будки. Увидел: псина ростом с матёрого волка повалил Тумана и, вцепившись в горло, пытается задушить. В следующее мгновение шея волкодава глухо хрустнула, согнутая наизлом сильными ладонями. Но его челюсти, словно сведённые судорогой, продолжали душить жертву. Расцепить их удалось не без усилия. В гневе Ванько хотел разорвать пасть напрочь, однако в этот момент кто-то вскочил ему на спину и заверещал:

— Чичас же отпусты, хамло!

Отшвырнув ослабевшего и утратившего агрессивность волкодава, он стряхнул с себя и его хозяина — им оказался Лёха.

— Тебе что, делать больше нечего, что занялся стравливанием собак? — Гневно смотрел он на поднявшегося с колен и стряхивающего со штанов собачье дерьмо неожиданного гостя.

— Та мы не собак, мы ходэмо… — косноязыко начал объясняться тот, но вмешался полицай, с карандашом и блокнотом в руках появившийся из-за сарая:

— Проводим учёт скота и прочей живности.

— Это ещё зачем? — подоспел к месту схватки Андрей, но не был удостоен ответа.

— Как фамилие? — Полицай уселся на опрокинутое вверх дном деревянное корыто и приготовился писать.

— Моя? Доганяйло. А зачем вам?

— Та ни, це нэ вин тут живе, та ще и брэше про хвамылию. Мы у их уже булы, — уточнил Лёха. — А живэ тут Кулькына Гапка.

— Сам ты «гапка», — заметил Ванько. — Пишите: Кулькина Агафья Никитична.

— Отчество не нужно. Говори, какая худоба имеется.

— Корова да телок — вот и вся худоба.