Выйдя из блаженного оцепенения, снова наполнил чашки.

— Знаешь, что из уничтоженного пожаром мне жаль больше всего? — спросил, когда мы выпили.

— «Комнату вечности»? Запасы кислоты?

— Нет. Одного текста. Я мельком пролистал его, когда убирался в комнатке, заваленной плодами терапии творчества. Выхватил три-четыре фразы — и озноб по спине: словно сам это написал.

— Если написал сам, какой интерес читать?

— Странно, что это надо объяснять. Думал, поймешь.

— Прости — привычка спорить, на автомате. Я поняла.

— Знаешь, она необычно заканчивалась, это повесть. Последняя глава состояла из нотной линейки с двумя нотами: ля и си.

— И всё?

— И всё. И Ниц это сжег. Пустил пеплом.

— Все-таки ты тупица, Норди, — она постучала костяшками пальцев по ближайшему валуну.

— Почему?

— Кто полчаса назад заливал с блаженным видом про райские библиотеки?

— А-а.

— О-о-о, — передразнила она, как девочка. — И прочитаешь, и с автором встретишься. Будет безумно романтично, если это окажется родственная душа, пресловутая половинка. — Лицо Юдит скривилось. — Прости, если уколола. Розовая пошлятина, ненавижу.

— Это любительский текст. Графоманский. Такие не проходят в высшие библиотеки.

— Значит, как-нибудь обнаружите друг друга по сходству аур.

— А насчет половинок и родственных душ я не был бы столь категоричен.

Юдит фыркнула.

— Тогда объясни, будь добр, отчего я не встретила ни одной, ни единой-единственной такой души за всю свою долгую долбанную жизнь?!

Беседа грозила выйти за рамки договоренной благости и сладости, и я отчаянно прикидывал, как не допустить этого.

— Помнишь, Роу спросил тебя после реинкарнационного трипа, не встречала ли ты в этой жизни спасенного тобой в прошлом паренька? Это должна быть очень близкая душа, любящая и благодарная.

Юдит придвинулась вплотную и принялась внимательно изучать мое лицо. Потом резко откинулась назад и расхохоталась.

— Что с тобой? — Я не на шутку встревожился.

Она хохотала, запрокинувшись, заливисто, стуча кулаками по траве, задыхаясь.

— Норди… ха-ха-ха-ха!.. Норди тот самый благодарный паренек… Ха-ха-ха!.. Приползший выразить свою благодарность перед самым занавесом…

Обидевшись, я отполз к кастрюле и наполнил свою чашку. Только свою.

— И мне! — прозвучал капризный голос.

— А можно я задам тебе один вопрос? Очень личный. Скорее всего, неприятный.

Она неуверенно кивнула.

— Валяй.

— Мне очень странно, что у тебя есть маленький сын, но ты никогда о нем не говоришь. Лишь мельком упомянула в эссе. Почему?

Юдит нахмурилась и отвела глаза в сторону.

— Можешь не отвечать! — спохватился я.

— Почему же, отвечу. Только коротко. Своего сына я отдала в бездетную семью дальних родственников. Через месяц после рождения. И с тех пор — а прошло два года — ни разу не видела и не наводила о нем справок. По двум причинам. Первое: чтобы его не полюбить. Все, кого я любила, видишь ли, от меня уходили — на тот свет, или ближе, но все. Без исключения. И второе: чтобы моя зловещая карма не коснулась его, даже самым краешком. Если ему суждены несчастья, то не оттого, что он мой сын, моя кровинка, мое продолжение. Я отрезала его от себя — как ножницами пуповину. Щелк! Навечно. Без комментариев, хорошо?

Я кивнул. Но без комментариев не получилось.

— Когда она только родилась, я подолгу ее рассматривал, и мне пришло в голову, что те, кто отрицают реинкарнацию, верно, никогда не всматривались в своих новорожденных детей. Их взгляд серьезный и взрослый, а порой и старческий. И еще они напоминают инопланетян: прибыли издалека, где всё не так, как здесь, и грустят, и недоумевают…

Юдит отвернулась. Но какой-то бес гнал меня дальше.

— И еще поневоле приходило в голову, что есть некое издевательство, усмешка Творца — в том, что зрелая душа, прожившая множество жизней, у которой в прошлом, возможно, научные открытия, хорошие книги, добрые поступки, светлые прозрения, долгие искания, сильные чувства… приходит в крошечном беспомощном тельце. Которое даже не может внятно дать понять, что ему нужно в данный момент: еда, мамино тепло, смена подгузников. Смешная крохотная личинка, в которой вынужденно томится безбрежный океан духа. Если душа младенческая, только недавно перешедшая из мира животных в мир людей, тогда это было бы понятно и справедливо. Но вот так…

Она не ответила. И опять мы надолго замолчали. Не знаю, как у Юдит, но мое молчание потеряло благостность. Но я справился с этой проблемой, благодаря наличию коктейля. Хорошо, что мы намешали его в изобилии, не поленились и не поскупились.

— Знаешь, какой был мой первый пункт?

— Поговорить с испанцем.

— Нет, до того. Испанец пришел в голову позже.

— Какой?

— Убить Мару. Вдвоем с тобой. Это было бы такое замечательное, грандиозное, благородное деяние, такой подарок человечеству…

— …Что мы очистились бы от всех грехов и прямиком влетели в нирвану. Нет, это, пожалуйста, без меня, Норди. Найди себе другого напарника.

— Почему? — огорчился я.

— По кочану, — ответила она по-детски. — И по кочерыжке. Стоило выворачиваться наизнанку, расковыривать душевные раны, чтобы ты ничего, ну просто ни-че-го-шень-ки про меня не понял.

— Я понял, прости. Как-то вылетело из головы. Я прекрасно помню, что ты о себе говорила. И про твою прошлую жизнь.

— Ну, так и не говори глупостей.