Юдит наполнила свою чашку.

— Поделись по-братски, — я протянул ей свою, пустую.

— Обойдешься, — она в два булька заглотила налитое и отбросила чашку. — Там еще осталось чуть-чуть. Самая гуща. Но это тоже мне: тебе уже хорошо.

Над верхней губой у нее блестели смешные малиновые «усы».

— Хорошо, — согласился я. — Врать не буду.

Девушка раскинулась навзничь, уставившись в небо, по которому пробегали легкие, похожие на дым, облака.

— Было бы здорово прямо сейчас, верно?

Я кивнул, поняв, что она имела в виду.

— Эй, Майер, где ты? — Я покрутил головой, словно высматривая профессора в ближайших кустах. — Пора выполнять договор!

— Пока он не пришел, давай простим друг друга за всё и поцелуемся, — она перевернулась на живот и потянулась ко мне мокрыми от коктейля губами.

— Это банально, — я помотал головой. — Лучше, глядя друг другу в зрачки, торжественно пообещаем не встречаться в будущей жизни. Ни в каких отношениях.

— Почему? — Она надула губы. — Я настолько тебе опротивела в этой?

Я кивнул.

— Осточертела. — Сообразив, что в очередной раз сбиваю блаженный настрой, поправился: — Я пошутил. Пора бы и привыкнуть к моему дурацкому юмору.

— Да, юмор никак не английский, — усмехнулась она.

— Конечно, я буду страшно рад снова с тобой встретиться. И, кстати, вероятность этого велика: если мы уйдем вместе, в одно время и в одном состоянии, да еще болтая друг с другом. Не сомневаюсь, что тут же узнаю тебя при встрече, а ты меня: ведь наши физиономии — последнее, что мы увидим перед концом, и они накрепко впечатаются в подземную память. Давай загадаем, в каких мы окажемся отношениях. Только не в кровно-родственных, ладно?

— Уговорил, — Юдит важно кивнула, словно снисходя к горячей мольбе. — Я буду твоим учителем.

— В школе? По географии или математике?

— Вот еще! — она фыркнула. — Учителем жизни, строгим и мудрым наставником. Гуру.

И тут я расхохотался. Алкоголь сделал свое дело. Не мог успокоиться минуты три, грохотал до колик, захлебываясь, хлопая себя по ляжкам, перекатываясь по траве. Юдит сперва сдерживалась, пофыркивая, как рассерженный ежик. Затем зазвенела мне в унисон.

От моих телодвижений кастрюля перевернулась, и остатки коктейля впитались мхом. Это нас несколько отрезвило.

— Ну вот, — пробурчала она. — Последние драгоценные капли…

— Придумал, Юди. Будем в следующей жизни лебедями-неразлучниками.

— Это как? Вообще-то, я рассчитываю на человеческое воплощение.

— Что я слышу? А как же нисхождение по ступенькам до медузы, до бесчувственного камня?

Она не нашлась с ответом. Видно, хмель мешал соображать и выстраивать ловкие острые реплики.

— Итак, двумя лебедями. Что жили долго и умерли в один день. Для этого нам надо встретить конец, слившись в поцелуе. Повернись-ка ко мне… ближе… Уверен, он появится в нужный момент, наш гуманист-профессор. Думаю, он, или славный старина Роу, или оба вместе высматривают нас с какого-нибудь холма в прицел оптической винтовки…

Юдит потянулась было ко мне, но, передумав, отстранилась.

— Ну, что еще?

— Чтобы стать лебедями, надо в последний свой миг смотреть на лебедя, испытывая восхищение и притяжение к его красоте. На острове есть лебеди?

— Нет. Только бакланы и чайки.

— Чайкой я не хочу! Прожорливой, крикливой, злобной…

— К тому же, чайки не умирают в один день. Что будем делать?

— А вот что, — она растянулась ничком и всмотрелась в траву. — Будем следить за букашками — муравьями, жучками, козявочками.

— С какой стати? Чтобы родиться в следующий раз муравьем?

— Нет. Какой ты непонятливый! Просто смотри, как они копошатся, тащат пищу или соломинки, враждуют, соперничают, помогают друг другу. Интересно, у них есть душа?

— Ну, если она есть даже у стихотворений…

— Не факт. Разве можно сравнить козявочку с прекрасным стихом? Но ты смотри, смотри внимательней. Вот кто-то подрался… кто-то решил спариться… кого-то медленно ломают на части… Но ты смотри!

— И?

— И ты ощутишь себя вечным Брахманом, Творцом, что наблюдает с высоты на суету своих мелких творений — жалких муравьишек, бабочек-поденок, обжор-гусениц. Ты можешь уничтожить их одним движением пальца или подошвы. А можешь помиловать, подарить им жизнь, долгую-долгую жизнь длиной в целое лето…

Я послушно уставился на маленького жучка, что полз по травинке прямо у моего лица. Ушел в созерцание по самую маковку. И был выкинут из него весьма грубым (как мне показалось) толчком в плечо. Я дернулся, задел травинку, и зеленый жучок полетел вверх тормашками.

— Поосторожнее, мисс!..

— Хватит пожирать взглядом жалких козявок. Пора: остался еще один пункт. Испанец.

— Испанец на завтра.

— Завтра у нас не будет. Испанец сейчас!

— Хорошо, — я покорно поднялся. И тут же едва не упал: как-никак на двоих мы выхлебали три литра, пусть отвратного, но вполне крепкого пойла. — Испанец попозже. Мы не дойдем, если не протрезвеем чуток. И тем более, не перелезем забор.