Между тем Спарре считал приемлемыми ответы по любому катехизису, лишь бы конфирмант хорошо заучил свой ответ наизусть. Поэтому-то он и обладал такой поразительной осведомленностью в области различных изданий катехизисов, старых и новых, — без этого он не мог бы так варьировать свои вопросы и находить подходящий материал для ответов у своих конфирмантов.

Затронув вопрос о различных изданиях катехизиса, пробст задумался об одном горемычном конфирманте, которого он заполучил в этом году. Некий пастор Мартенс публично обозвал его олухом и отказался конфирмовать.

Этот конфирмант, по имени Осмунд, был крупным восемнадцатилетним парнем, который казался великаном среди остальной детворы. Уже в течение нескольких лет Осмунд пробовал пройти конфирмацию, однако всякий раз срывался из-за своей непомерной глупости, вызывая всеобщий восторг своими бессмысленными ответами.

На первых порах даже пробст Спарре пришел в отчаяние из-за него. Однако все же стал за ним наблюдать и прислушиваться к тем хаотичным словам, какие Осмунд бормотал в ответ на заданные вопросы.

Эти хаотичные слова, несомненно, являлись бесформенными кусками каких-то знаний. Но каких именно знаний? И как поймать нить этих знаний? Например, вчера Осмунд более торопливо, чем обычно, произнес фразу о святых дарах. Не является ли текст об этих дарах тем вспаханным участком, который пробст безуспешно разыскивает в туманном мозгу конфирманта Осмунда?

Взглянув на своего горемычного конфирманта Осмунда, пробст сказал ему тем мягким и дружеским тоном, который располагал к ответу:

— Не можешь ли ты, мой дорогой Осмунд Осбьернсен Сэуамюр, ответить мне на вопрос: какие имеются святые дары?

Не более минуты Осмунд Осбьернсен Сэуамюр пребывал в молчаливой неподвижности. Но вот он встал со своего места, уверенно заговорил. Он заговорил сначала однотонно и негромко, но затем звук его голоса все более нарастал и вскоре стал напоминать мощное гудение. Причем слова, произнесенные Осмундом, слетали теперь с его языка с такой неслыханной быстротой, какая явно затрудняла его дыхание.

Осмунд Осбьернсен говорил:

— Святые дары — это справедливость Христа, прощение грехов, отеческая забота о нас, сыновье наше доверие и сладчайшая радость божьей любви. Святые дары — это наш доступ к богу, вера в милость его и уверенность, что молитвы наши будут услышаны. Святые дары — это всепрощение бога, пощада его к нашей слабости и защита его против всех наших врагов — видимых и невидимых. Святые дары — это предвкушение вечной жизни, это блаженство в святом духе, а также сияние, мощь и сила этого духа; освобождение от господства грехов, от божьего гнева и проклятия, от сатаны, от власти ада и смерти, от всего мирского и от дурной совести; обращение всего, что выпадает на долю человека в жизни, и даже его жесточайших страданий, на благо верующего, живая надежда на блаженство, которая в конце концов будет увенчана неизреченным счастьем и великолепием на небесах, и так далее.

— Вот видите! — торжествующе воскликнул пробст Спарре, что-то занося в свою книжку. — Я так и думал, Осмунд, что ты не так глуп! Тебе, может быть, не так легко, как городским мальчикам, разобраться в вопросах толкования катехизиса! Но все-таки дела твои не столь плачевны. Оставайся только таким же внимательным и прилежным. И я уверен, что конфирмация сойдет для тебя благополучно.

Латинисты были разочарованы ответом Осмунда. Они собирались повеселиться, как это они всякий раз делали, прослушав вздорные ответы Осмунда. А все сидевшие на длинной скамье с величайшим удивлением посматривали на него.

Осмунд Осбьернсен и сам был удивлен тем, что случилось. До сих пор никто и никогда не хвалил его. И теперь похвала пробста до крайности поразила парня. Раскрыв рот, он глядел на пробста — единственного из всех многочисленных священников, сумевшего обнаружить в его голове обширный, но единственный кусок текста, прочно засевший в памяти.

Этот кусок текста об евангельских дарах запал в голову Осмунда, когда он был еще подростком и проживал со своим отцом в деревне. Там он пас скот и нередко брал с собой на пустошь книгу, в которую заглядывал в добрые минуты. Слабый разум Осмунда не позволял ему разобраться в прочитанном, но один раз парню все же удалось сделать героическое усилие над собой — и он воспринял и раз навсегда запомнил те слова, которые относились к вопросу об евангельских дарах. Полностью и без ошибок он запомнил этот длинный текст, и так часто в минуты малодушия твердил его, что он уже мог бы распасться на составные части лишь в том случае, если бы распался на части и весь его непрочный ум.

Но как мало помогло Осмунду до сих пор это его знание евангельских даров!

Все люди вокруг издевались над злосчастным парнем, который из года в год, к горю своих родителей, проваливался на конфирмациях как в деревне, так и в городе.

Осмунд вместе со своим отцом, который стал работать каменщиком на фабрике, переехал из деревни в город, но парень не мог найти здесь никакой работы. Ему не удавалось поступить ни рассыльным в контору, ни приказчиком в лавку. Никто не брал на работу глупого или испорченного юношу, который к восемнадцати годам еще не был конфирмован. Ему не было никакого прока от того, что он был высоким и статным парнем, — слабость в ногах не позволяла ему заниматься ремеслом отца, да и на какое вознаграждение мог претендовать неконфирмованный юноша? Даже пароходная компания отказалась от его услуг.

Нет, Осмунд Осбьернсен вовсе не рассчитывал занять в обществе высокое положение. Его требования были более чем скромные, и, казалось бы, они довольно легко могли осуществиться. Но фактически все пути перед ним были закрыты, потому что ни на одном из них он не мог обойтись без помощи пастора, который согласился бы признать его годным для конфирмации. А каждый пастор, к которому он обращался, в конце концов отсылал его прочь, осыпая насмешками.

И вот теперь выход найден! Такой пастор нашелся — он обнаружил в уме Осмунда прочные знания и даже одобрил их.