Шрифт:
Ничего не видел и не слышал старый Донат. Всем своим существом он был сейчас там, где и его сыновья.
Неторопливой развалистой походкой к нему подошел пятнистый пес с умной острой мордой. Ткнулся носом хозяину между ног, вильнул хвостом. Донат Андреевич положил тяжелую руку на лобастую голову собаки, и та замерла, ожидая ласки. Но хозяин уже позабыл о ней: он снова думал о воине.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Вечером, возвращаясь с работы, Богдан Данилович еще издали заметил огонь в окнах своей квартиры. «Неужели вернулась Луиза? — испуганно подумал он и почувствовал легкий озноб. — Как она посмела?»
Шамов зло толкнул дверь в комнату.
У стола, подперев ладонями голову, сидел сын. Он вздрогнул от дверного стука, схватил со стола листок и проворно сунул его под скатерть.
— Здравствуй, Вадим, — как можно мягче проговорил Богдан Данилович.
Сын не отозвался. Он даже не пошевелился, не взглянул на отца. А тот, прикинувшись, что ничего не заметил, спросил тем же голосом:
— Давно приехал?
И опять сын не проронил ни слова. Уже нельзя делать вид, что не замечаешь его молчания. Богдан Данилович подошел к столу.
— Ты почему не разговариваешь со мной? Что-нибудь случилось?
— Где мама? — Вадим поднял на отца влажные синие глаза.
— Что за бумагу ты сунул под скатерть?
Юноша прижал локтем то место, где под скатертью лежал листок.
— Куда уехала мама?
— Я тебя спрашиваю, что ты там прячешь? — повысил голос Богдан Данилович. — Будь добр сначала ответь, а потом задавай вопросы.
Вадим угрюмо молчал.
— Я спрашиваю, — еще громче и строже проговорил Шамов.
Сын медленно, словно нехотя встал. Высокий, худой, узкоплечий. Несколько мгновений не мигая они смотрели друг другу в глаза. Бледные губы юноши задрожали, и он с трудом выговорил:
— Это письмо от мамы.
— Дай сюда.
Вадим не шевельнулся.
— Дай сейчас же. Ну?
Вадим медленно извлек из-под скатерти бумагу и передал отцу. Шамов пробежал письмо глазами.
«Милый Вадя, сынок.
Обстоятельства сложились так, что мы должны расстаться. Надолго, а может быть, и навсегда. Я не могу объяснить истинную причину случившегося, а лгать — не хочу. Спроси у отца.
Родной мой! Учись прилежно, слушайся папу и помогай ему.
Надеюсь, ты меня не забудешь.
Обнимаю и благословляю тебя.
Крепко целую.
Мама».«Когда она успела написать и куда-то подсунуть это?» — неприязненно подумал он, пряча от сына лицо за листком бумаги.
Возвращая письмо, Шамов твердо выговорил:
— Она уехала от нас. Не знаю куда. Почему? Мне трудно ответить на этот вопрос. Сейчас ты ничего не поймешь. Через несколько лет, когда ты вырастешь…
— Я не маленький.
— По летам и по росту — да. Но есть вещи, которые сейчас твоему уму непосильны. Со временем ты научишься разбираться в жизни.
— Я хочу знать правду. — Вадим упрямо нагнул голову.
— Тебя никто не обманывает, — голос Шамова зазвенел. — Я сам ничего не знаю. Все это… чудовищно и… непонятно. Кончим этот разговор и больше не будем к нему возвращаться. Он неприятен мне. Очень…
— Но почему мама пишет, что не хочет лгать, и велит спросить тебя? Ты знаешь. Ты все знаешь. Думаешь, я не пойму? Пойму. Только скажи правду…
— Ты, кажется, не веришь мне?
— Да.
Широко раскрытые (совсем Луизины!) глаза смотрели на Шамова не мигая. Богдан Данилович понял: если он сейчас ударит сына или грубо накричит на него, тот уйдет из дому, и, превозмогая себя, сказал с горечью:
— Ты меня обижаешь, Вадик.
Сгорбился, опустил голову и ушел в коридор раздеваться.
Через несколько минут он вернулся в комнату. Вадим стоял на прежнем месте.
— Почему ты не позвал меня? Я бы приехал.
— Все произошло неожиданно. Не мучай меня. Твои вопросы причиняют мне страдание.
Шамов устало опустился на стул. Прикрыл глаза покрасневшими веками, долго сидел на шевелясь и все ждал, что сын подойдет к нему, заговорит. Но Вадим, даже не взглянув на отца, ушел в кухню и там, прижавшись лбом к посудному шкафу, не сдержался, заплакал.
«Это все он, — думал Вадим об отце, — мама сама никогда не бросила бы меня… Но почему?»
Война налетела на страну, как смерч. Сорвала с насиженных мест миллионы людей и закружила их в гигантском водовороте.
Ни на минуту не умолкая, гудели рельсы железных дорог. Эшелоны везли в Сибирь станки и оборудование, покалеченную боевую технику, раненых, беженцев и эвакуированных.
Человеческая лавина захлестнула Западную Сибирь. Прокатилась она и по Малышенскому району. И вот уже в каждом доме появились новые жильцы, в школе разместился госпиталь, а районный Дом культуры то и дело превращался в пересыльный пункт.