Шрифт:
— Конечно! — сразу согласился он.
— Тогда давай посмотрим вместе. Я тут кое-что набросала. С ребятами договорились. Они — за. Но ты — наш политрук и конферансье. — Она мягко улыбнулась, опустила глаза. — Словом, давай подумаем вместе.
В это время позвонила Вера Садовщикова.
— Завтра у нас молодежный вечер, — зазвенел ее сочный голос, — а гармониста нет. Приезжай. Молодежь ждет. Приедешь, Степа?
Полуприкрыв ресницами глаза, Зоя внимательно смотрела на него. Степану казалось, что она слышит Верины слова и понимает их тайный смысл. Парень покраснел. Торопясь поскорее отделаться от Веры, принялся бессвязно доказывать ей, что очень занят и никак не сможет приехать в «Колос».
— Ладно, — обиделась Вера. — Мы не приневоливаем. Не можешь — не надо. Было б предложено.
…Степан приехал в «Колос» позже — в разгар уборочной, вместе с комсомольской агитбригадой.
Культбригадовцы направились осматривать клуб, а Степан с Зоей зашли в правление. Там оказалась и Вера.
Она не вмешивалась в разговор Степана с председателем. Исподлобья поглядывала на Зою и молчала. Степан перехватил ее ревнивый взгляд, заторопился.
— Ну, мы пойдем, Трофим Максимович. Сейчас подзаправимся — и на поля. Вечером концерт в клубе. Пошли, Зоя.
Едва они отошли от конторы, как сзади окликнули.
— Товарищ Синельников!
Степан обернулся. Вера стояла, презрительно щурясь и слегка поводя плечами.
— Можно вас на минуточку?
Он подошел, вгляделся в лицо Веры и подивился его необыкновенной яркости. Густые, будто подведенные, брови, тугие румяные щеки, налитые вишневые губы. Она смотрела на него вприщур, нервно покусывая уголок шелковой косынки.
— Что тебе? — сухо спросил он.
— Не догадываешься?
— Нет.
— Жаль. — Опустила глаза и тихо, с горькой обидой проговорила: — Что ты меня сторонишься, Степа? Думаешь, я навязываться тебе буду?
Степан промолчал.
— Забыл? — тихо спросила Вера.
— Нет.
— Не забыл? — вскинула Вера загоревшиеся глаза. — Зачем же мучаешь?
От ее укоризненно-нежного взгляда, от приглушенного волнением голоса, от того, как вся она подалась к нему, Степану стало жарко. Сказал тихим голосом:
— Я и сам маюсь… Только сейчас мы все равно ни до чего не договоримся.
— А когда? — нетерпеливо спросила она. — Вечером, Да? — Понизила голос до шепота. — Я так ждала тебя. Измучилась. Поговорить хотела. Душу отвести.
— Ладно. Встретимся после концерта.
— Хорошо, Степа. — И пошла уверенной быстрой походкой.
Степан направился к Зое. Она вертела в руке листок подорожника. Лицо задумчивое. Губы необычно плотно сжаты, а между светлых бровей обозначились две поперечные глубокие морщинки.
— Пойдем, — позвал ее Степан.
Шли рядом, не глядя друг на друга. Вдруг Зоя остановилась, глянула в упор.
— Любовь?
— С чего ты взяла? — Степан покраснел.
— Она так смотрела на тебя. И очень нервничала. Красивая девушка и любит по-настоящему…
— Знаешь что, Зоя… — закипел Степан.
Она предостерегающе дотронулась до его руки.
— Извини, пожалуйста. Я вмешиваюсь совсем не в свое дело… Извини. — И торопливо рванулась вперед…
— Зоя! — крикнул он вслед.
Она пошла еще быстрее, почти побежала.
— Зоя!
Она уходила все дальше.
— Товарищ Козлова!
Зоя остановилась так резко, будто налетела грудью на невидимую преграду.
Он подошел к ней. Хотел шуткой загладить неприятную размолвку, но Зоя, не глядя на него, сказала подчеркнуто официальным тоном:
— Я слушаю вас.
Теперь обиделся Степан. Отчеканил по-военному:
— Останетесь здесь. Подготовите клуб к концерту. Мы разделимся на две группы и выедем в бригады. К вечеру вернемся.
— Хорошо, товарищ Синельников.
Целый день Степан с группой агитбригадовцев ездил по полям. Они рассказывали хлеборобам о событиях на фронте, выпускали «молнии» и «боевые листки», писали лозунги, устраивали летучие концерты.
Прощаясь, Степан приглашал колхозников на вечерний концерт. «А частушки будут?» — спрашивали его. «Обязательно», — отвечал он. Его долго не отпускали: советовали, кого и за что продернуть в частушках. Скоро потрепанный блокнот Степана вместил в себя множество интересных фактов. Тогда он сказал Лазареву:
— Ты проведи беседу в бригаде, а я посижу, посочиняю.
Он отошел подальше от полевого стана, забрался под суслон и принялся писать коротенькие четверостишия…
Когда совсем стемнело, колхозники стали сходиться в клуб. Рассевшись по лавкам, курили, грызли семечки, негромко переговаривались. Мальчишки расположились на полу перед сценой, облепили подоконники, забили проходы. Они дурачились, ссорились и даже ухитрялись подраться.