ЕВА. Я знал, кем стану. Фон Папен и остальные считали меня своим узником, полезным орудием в борьбе против пошатнувшейся Веймарской республики. Их заговоры и привели меня к власти. Несмотря на то что упадок, который меня возвысил, закончился прежде, чем я стал во главе государства, все решили, что это моя заслуга. Если крестьянин решит отрастить ноготь на мизинце и в тот же день найдёт в поле кусок золота, он быстро смекнёт что к чему. Так рождаются боги. И уже никто не мог меня остановить. Какие силы могли меня сбросить? Я пришёл к власти законным путём. Я победил на всенародных выборах, и только следующие всенародные выборы могли меня сместить. Германия снова стала сильной державой, и ей должны были найти место на карте Европы, если не хотели, чтоб это место заняла Советская Россия. Я и ты, приятель, были и остаёмся последним бастионом на пути еврейско-татарских варваров, орды Чингисхана. Только антисемит истинный антикоммунист. Разве я хотел войны? Я перевооружался. Но так поступали все. По-твоему, оружие приводит к войне? В Мюнхене я дал автограф одному старику под зонтиком. Кто спровоцировал Австрийский кризис? Австрийцы. Кто затеял раздел Чехословакии? Англичане. Им не терпелось уговорить Польшу пойти на уступки, чтобы обуздать меня. Они победили в Великой войне. Так пусть увидят, как я стану победителем в величайшей.

КЛАРА. Шлюхи и бандиты, шлюхи, и бандиты, и шлюхи… Твоё здоровье!

ЕВА. По чьей вине Германия стала шлюхой? По вине версальских предателей.

КЛАРА. Версаль, Версаль, Версаль, надоело говорить про Версаль. Всё равно что списывать отсутствие характера на несчастливое детство. Знаешь кого-нибудь, у кого было счастливое детство? Последствия ужасны.

ЕВА. Тебе ли жаловаться? Ты был с победителями.

КЛАРА. В тот раз да.

ЕВА. Думаешь переметнуться? Германия стала шлюхой, была готова раздвигать ноги под каждым, кто накормил бы её вдоволь. А Италия была просто-напросто стареющей графиней, разливающей лимонад прислуге. Как сын Германии…

КЛАРА. …приёмный.

ЕВА. Как сын Великой Германии, я поклялся, что никто и никогда не назовёт мою мать шлюхой. Я добьюсь к ней уважения. Все средства будут хороши. Меня ошикивали, меня освистывали, но я дал им работу, а значит, и хлеб. Ну-ка, посвисти с набитым ртом! Национал-социалистическое движение выражало национальный протест государству, отказывающему рабочим в праве на труд, и в один миг я стал рупором немецкого народа. Сперва жратва, потом нравственность, как сказал один драматург-коммунист. Даже сломанные часы два раза в день показывают точное время. Я привил им мораль, которую они в состоянии понять. Они бы и сами додумались до неё, если бы чавкали потише.

КЛАРА. Решать, чем занять людские умы, я предоставляю церкви.

ЕВА. В Италии церковь правит моралью. В Германии правит государство, по принципам морали. Единственная беспроигрышная система — система строгого применения морали, и как любой ходовой товар, мораль должна удовлетворять большинству предрассудков, которые уже есть у большинства людей. Многие предпочтут возрождение былой славы тем жертвам, которые требует поиск новой. Бисмарк сделал Германию великой — я вернул ей величие. И раз уж народ Германии никак не мог поверить, что сам допустил столь низкое падение своей страны, я сделал ему подарок: подарил ему евреев.

КЛАРА. Ahi, Madonna, опять началось!

ЕВА. Было бы неплохо и тебе последовать моему примеру.

КЛАРА. Я пытался, но никто не принимал это всерьёз. Я делал, как ты велел, все только смеялись: «Арийская кровь — пролетарская любовь». Ха-ха-ха. Как ты там говорил? Спустить с них штаны и посмотреть, есть ли у них… э-э-э… чик-чик? Они в самом деле пахнут?

ЕВА. Они могут скрываться под любой личиной, и видит бог, я не отличил бы их от итальянцев. Но я заставил их отвечать за всё зло, которому немцы не должны быть причастны: за Версаль, за большевиков, за американский капитализм и за войну. Каждая раса чувствует своё превосходство — детские предрассудки окружают нас, как крепость. Перед чем превосходство? Перед кем? Перед теми, кто не разделяет наши предрассудки — перед любителями свободы, перед цыганами, что несут мимо свои нехитрые пожитки, растаскивая по свету грязь. Как им завидуют, ах, как же им завидуют! Ведь они воплощают желания и мечты каждого — стать свободным от ответственности. Поэтому евреи, cara, мои лучшие союзники.

КЛАРА. Так зачем от них избавляться?

ЕВА. Они козлы отпущения. На них лежат грехи нации, с которыми они отправятся в пустыню. И даже самые либеральные умы, у которых ещё осталась совесть, едва ли им посочувствуют. Нет, Liebchen [21] , не будь евреев, народ обернулся бы против меня, так же как итальянцы обернутся против тебя. А с ними нация мне потворствует. Не могу настаивать на евреях, но всё же советую тебе найти какое-нибудь меньшинство, без разницы какой расы или веры. Самое позднее — до Рождества.

КЛАРА(с надеждой). Красный Крест?

ЕВА. Кто-то должен отвечать за то, что ты творишь в Африке. Мне бы не хотелось думать, что ты готов ответить сам.

КЛАРА. А что будет, когда евреев не останется?

ЕВА. Их хватит до конца войны. Тогда и восторжествует всё немецкое. И потом, всегда можно приняться за русских.

КЛАРА. Лучше бы я не приезжала. Чёрт, и в бутылке пусто. Что ещё есть?

ЕВА. Тебе хватит.

КЛАРА. Не жадничай. У тебя там много. (У шкафа.) Раз, два, три, четыре, пять, я иду… Кстати, что будет с черномазыми, когда ты станешь королевой Америки? (Достаёт бутылку.) Ahi, guarda, восхитительно!

ЕВА. Всё очень просто. Людям всегда чего-то не хватает — то денег, то секса. Убеди их, что черномазые представляют угрозу для экономики и общества, и предоставь разбираться самим. Только не забывай подбадривать.