— Да ну! — расплылся в блаженной улыбке Варяг. — У меня уже слюна пошла…

Пока Степан Юрьев хлопотал у сковородки, он стал подробно рассказывать о событиях этой ночи. Сержант слушал жадно. Он вообще был хороший слушатель, вживался в детали так, словно бы сам участвовал в этих лесных бегах.

Коньяк в пузатой бутылке потихоньку убывал, дымящаяся яичница с беконом исчезла с тарелки в считаные минуты, ароматный кофе был выпит. Когда Варяг закончил свой отчет, Сержант задумался, уставившись в залитое дождем окно и качая головой.

— Игра пошла по-крупному, Владик! Тебе так запросто на улицах Москвы теперь не появиться. Твое фотоличико у каждого постового в кармане. Придется целый спектакль устраивать… Потребуется грим, бутафория…

— Это я умею, — совершенно серьезно ответил Варяг.

— А что у Чижевского — у него и впрямь на хате что-то не так?

— Это ты вовремя, Степа, о Чижевском вспомнил. Он еще не звонил? Странно. Не дай бог что-то там стряслось. А если та квартира засвечена, то менты, скорее всего, засаду там выставили. Как бы они Валерьяныча не зацапали…

— Мне, Владик, кажется, если ещеч; полчаса звонка не будет, то мне придется туда съездить.

— Поедем вдвоем, я вот сейчас на часок глаза закрою, прикорну.

— Да ты что, Влад, — запротестовал Сержант. — Даже и не думай! Ты должен сейчас отдыхать. И рисковать тебе нельзя.

— Ладно, Степа, поедешь ты, — мотнул утверждающе головой Варяг. — Но пока подождем девяти часов, когда я свяжусь с Меркуленко, тогда все будет яснее. Николай-то Николаевич, наверное, сейчас голову ломает, куда это господин Игнатов запропастился — ведь договорились еще вчера созвониться.

— Ты напрямую ему звонить будешь?

— Да нет. Прямой связи у меня с ним теперь нет. Все контакты через доверенное лицо.

— Там, Владик, не может быть подставы? — поинтересовался Сержант.

— Не могу тебе сказать, Степан. Вроде человек надежный, как мне сказали. Да ты ее знаешь, секретарша Меркуленко — некая Алла Петровна. Но впрочем, и ей теперь звонить я не могу — наверняка ее пасут и все телефоны прослушиваются. Так что придется действовать кружным путем. Давай сделаем так — ты позвонишь ей в приемную, скажешь, что от Герасима Герасимовича Львова и что тебя интересует та встреча, о которой он, то есть Герасим Герасимович, с ней говорил… Но она может по телефону тебе ничего не сказать. Точнее, наверняка ничего не скажет — и правильно сделает. Ты попроси ее выйти на улицу и позвонить мне сюда с телефона-автомата.

— А если вдруг она спросит, кто я такой и чего хочу? — ухмыльнулся Степан.

— Не спросит. Скажи, что тебе ее телефон дал Владислав, знакомый Герасима Герасимовича Львова… Скажи: «Он хочет с вами встретиться и готов подъехать, куда вы скажете, — на Старую площадь, в Китай-город, куда угодно…»

Варяг уставился в окно. Он вновь ощутил нервное напряжение. Его судьба, его будущее, будущее его дела опять зависели от одного-единственного звонка.

26 сентября

8.15

Впереди показалась высотка Министерства иностранных дел. Шпиль сталинского небоскреба вонзался в серое влажное небо и сам казался серым, потускневшим, линялым. Чижевский попросил молчаливого водителя притормозить у подземного перехода на Смоленской площади. Серая, проржавевшая от времени «Волга», замедлив ход, приткнулась среди других машин, припаркованных у тротуара.

Мимо проковылял вымокший под мелким дождем бомж, скользнул взглядом по «Волге» и заговорил со своей такой же зачуханной спутницей — когда-то, возможно, миловидной, но сейчас безобразно оплывшей теткой в валенках и вытертой меховой шубе без пуговиц. Оба направлялись к бетонному зеву подземного перехода. Николай Валерьянович расплатился с подбросившим его молчаливым парнем, выпростался из машины, хлопнул дверцей и зашагал по Арбату. Чем ближе он подходил к своему дому, тем сильнее охватывала его безотчетная тревога. Он ничего не мог с собой поделать, хотя все время, пока ехал сюда, старался убедить себя в том, что его волнения, сомнения, подозрения беспочвенны, что, несмотря на утренний час, в доме просто никого нет, а автоответчик просто забыли включить. Что на самом деле все хорошо, все обычно, нормально, как и должно быть, что ничего не случилось ни с его Риммой, ни с ее сыном Сашкой.

Вот и его дом. Чижевский еще издали отметил перед подъездом темную фигуру. И, лишь подойдя немного ближе, убедился, что это был милиционер, дежуривший у входа. Причем явно не из участковых, заглядывающих на свой участок по текущему вопросу. Те всегда держались спокойно, по-хозяйски, а этот как-то нервно прохаживался взад-вперед, постоянно оглядываясь по сторонам и всем своим видом давая понять, что топчется тут не по своей воле, а по распоряжению начальства…

Чижевский с холодным удовлетворением понял, что чутье не обмануло его. Похоже, дело обстояло еще хуже, чем он предполагал: засада была выставлена не только у квартиры, но и у подъезда. Но видимо, как оно часто бывает, верхи хорошо планируют, а низы старательно все портят: топтун у подъезда маскировался из рук вон плохо. По крайней мере, это сразу бросилось в глаза бывшему военному разведчику. Его бы воля — гнал бы он таких работничков в шею… Но сейчас беспечность «наружки» оказалась Чижевскому только на руку.

Он неторопливо прошел мимо дежурного, обогнул дом и у торцовой стены пробрался к двери, ведущей в подвал. Знакомиться с подземными коммуникациями дома, в котором ему приходилось селиться, пускай даже и ненадолго, всегда было его неукоснительным правилом. И Чижевский конечно же лучше здешних старожилов теперь знал внутреннюю планировку этого сооружения, построенного еще в девятнадцатом веке.

Обитая оцинкованной жестью дверь была закрыта, но лишь на висячий замок, дужка которого легко открывалась даже обычным перочинным ножом.