— Что ж, — сказал я, — вот и вся история.

— А та женщина? — спросила Бет. — Та, что называет тебя Эриком?

— Мы тогда давали друг другу разные клички, — ответил я, — Но ты ведь спрашиваешь не об этом. И я отвечаю: «Да».

Помолчав, она спросила:

— Что… что ты намерен делать?

— Вернуть Бетси домой, — сказал я, — Не спрашивай меня как. Тебе не захочется знать.

Место оказалось довольно унылым. Большую часть пространства занимала грязная автостоянка, на которой расположились грузовики, цистерны с горючим, крытые фургоны и даже один рефрижератор с включенным компрессором, который издавал непрерывный треск, словно двигатель моторной лодки.

Большой плакат гласил: «ВОДИТЕЛЯМ — СКИДКА». Ресторан (в здешних местах мы зовем такие заведения кафе) был не из плохих. Возле него стояло несколько сверкающих, дорогих с виду машин с номерными знаками других штатов. Кто-то когда-то пустил слух, что там, где едят водители грузовиков, стоит остановиться, чтобы пообедать, и многие туристы держались данного совета. Может быть, в этом имелась доля истины.

На задах, словно кучка бедных родственников, приютились маленькие красные и белые домики, сделанные из отходов лесопилки. Они сохранились еще с тех дней, когда хижина для туристов была именно хижиной, а не безликим гостиничным номером с телевизором, кондиционером и ковром от стены до стены.

Я поставил «плимут» между «крайслером» из Аризоны и «фольксвагеном» из Калифорнии, на заднем бампере которого был прикреплен плакат с надписью: «Не дави меня, я уничтожаю насекомых-вредителей». Я вспомнил маленький «моррис» с другим плакатом, следовавший за мной в Техас, и попытался вообразить, какое дело мог поручить Мак Коротышке и чем она сейчас занята. Хотелось верить, что новое задание окажется несложным по сравнению с нелегкими испытаниями, выпавшими по моей вине на ее долю.

Впрочем, теперь следовало забыть о всех женщинах, с которыми мне довелось встретиться в жизни, и сосредоточиться только на одной из них. Захватив с сиденья бумажный пакет, я вылез из машины, прошел мимо вереницы домиков и постучался в дверь последнего.

Мне открыла Тина. Несколько секунд мы молча смотрели друг другу в глаза. На ней был костюм в стиле дамы-тореадора. Белая рубашка с накрахмаленными складками на груди и тесные, белые, с узорами панталоны, едва доходившие до щиколоток. Я был очень рад, что она не надела какое-нибудь нарядное платье. Я уже, кажется, говорил, что мой барьер невосприимчивости дам в брюках очень высок. Она упрощала мою задачу.

— Входи, chere, — пригласила Тина. — Ты пришел вовремя, хотя твоя жена говорила, что ты можешь опоздать.

Я прошел мимо нее в полутьму комнаты.

— Всю дорогу не снимал ноги с педали, — сказал я и повернулся к Тине, которая закрывала дверь за моей спиной.

— Похоже на ночлежку, — заметил я.

Тина пожала плечами.

— Приходится жить там, где должно, а не там, где можно. Мне случалось останавливаться в местах и похуже. — Она посмотрела мне в глаза и улыбнулась. — Как же так, Эрик, никаких упреков? Почему ты прямо с порога не заявил, какая я ужасная женщина?

— Ты — сука, — согласился я, — Но мне это было известно еще пятнадцать лет назад. Я только допустил ошибку, не вспомнив об этом вовремя.

— Я так не хотела тебя обманывать, — сказала Тина, — правда, liebchen. Мне было так противно морочить тебе голову.

— Брось, — прервал я, — Ты была в восторге и наслаждалась каждой секундой: подцепила меня, словно рыбешку, на удочку, заставляла прятать твои трупы и устраивать наш побег, да еще притворялась, будто звонишь Маку для получения инструкций, и дурила мне голову рассуждениями о бдительности каждый раз, когда я становился чересчур назойливым. О, твоя «легенда» была высший класс! И, как я уже сказал, ты наслаждалась каждой секундой. Да и сейчас ты в душе сияешь от удовольствия, разве не так? Впутала в это дело мою семью: тебе ведь чертовски претит сама мысль о ней, а, Тина? И теперь с восторгом воображаешь себе, как это я объясняю жене свои приключения.

Тина улыбнулась:

— Ты выставляешь меня такой ужасной личностью… Но это правда. Я ненавижу твою семью, твою жену. Она отняла тебя у меня. Если бы не она, ты бы вернулся ко мне после войны. Мы были бы вместе, и я никогда… никогда не стала бы тем, кто я есть.

Я сказал:

— Человек, который допрашивал меня в Сан-Антонио, считает, что личное удостоверение, которое ты показала мне, — твое.

— Он прав, — подтвердила Тина. — Оно мое, и я им горжусь. Среди нас мало кто имеет такие документы. Но это не значит, будто я не предпочла бы жить как-то иначе. Но ты не вернулся. А мне надо было что-то делать.

Я спросил:

— Почему ты перекинулась к ним, Тина?

— И это спрашиваешь ты? Ты не можешь найти никакой причины, по которой я отвернулась от Америки и всего, что с ней связано?

Она легонько засмеялась.

— Нет, chere, конечно, я не сентиментальная дурочка и не пытаюсь добиться того, чтобы весь мир платил за мое разбитое сердце. Просто дело в том, что у меня есть определенные таланты, и когда закончилась война, я продала свое дарование тем, кто предлагал больше других, — так поступили многие из твоих тогдашних коллег. Спроси Мака, он подтвердит, — Тина улыбнулась, — А я котируюсь очень высоко, Эрик, и могу требовать очень высокую плату.