— Пошли!

Мальчишки заметили, что реб Янкл взял из коридора, ведшего в кухню, большую метлу. Но никто не спросил, зачем ему нужна метла и куда они вообще идут. Реб Янкл учил их, что ищущий пути должен верить главе своей группы так же, как верит в слова мудрецов, и не задавать лишних вопросов. Поэтому ищущие пути шагали за ним, размахивая руками и фыркая, но не раскрывая ртов. Реб Янкл шел так быстро, что они едва поспевали за ним. Под мышкой слева он нес метлу, а правой рукой держал Мейлахку, словно боясь, что тот может снова сбежать.

Переулки были застывшими, тихими и пустыми. Домишки стояли группками, прижимаясь друг к другу, будто боялись, что оторвавшийся от этого занесенного снегом деревянного сообщества заблудится и не сумеет найти обратного пути в темноте. От страха Мейлахка, одетый в теплое пальто, ощутил холод во всем теле и сразу же увидел, что страх был не напрасен. Реб Янкл остановился рядом с каменным домом реб Зуши Сулкеса. Из закрытых ставнями окон просачивался свет, доносились веселые голоса. В доме старосты благотворительной кассы еще сидели за трапезой.

— Наступило время, когда мы должны показать свое мужество перед лицом этого наревского Амана, как праведник Мордехай показал свое мужество перед лицом Амана, сына Хемдаты из стольного города Сузы. «Не встал и не двинулся!» [186] — воскликнул реб Янкл и напомнил ученикам, что из-за старосты Сулкеса ему, главе группы, пришлось покинуть Нарев и никто из них не работал над тем, чтобы не бояться окружающего мира. Прямо сейчас надо сделать нечто такое, чтобы Нарев содрогнулся, а новогрудковские искатели пути во всем мире зачмокали бы губами от восхищения.

Мальчишки все еще не знали, что собирается сделать их предводитель, но были готовы на все. Один Мейлахка стоял с отнявшимися руками и ногами. Он хорошо помнил, как староста благотворительной кассы выставил его, когда он пришел к нему на субботу.

— Берите метлу и не дрожите! — прорычал реб Янкл, и Мейлахка взял метлу обеими руками, как богобоязненный еврей берет лулов.

Реб Янкл впихнул его в прихожую вместе со всеми, а сам прыгнул вперед, стремительно и смело распахнув дверь во внутренние комнаты.

В просторной столовой во главе стола восседал реб Зуша Сулкес. По обеим сторонам сидели члены его семьи, дети и внуки, невестки и зятья, а также пара важных обывателей, зашедших по окончании трапез в собственных домах посидеть за столом у старосты. Стол был завален и заставлен объедками, тарелками с недообглоданными куриными костями, блюдечками с разгрызенными абрикосовыми косточками из компота, наполовину выпитыми стаканами с сельтерской водой, кусочками и крошками халы и калачей, жесткими, подгоревшими уголками съеденных гоменташей [187] . Свет свисавшей с потолка электрической лампы и догоравших свечей в подсвечниках искрился в пустых винных бокалах и в налившихся кровью пьяных глазах. Хозяин в ермолке на вспотевшем затылке и с салфеткой, заткнутой за воротник, повернул голову ко входу — и остался сидеть с раскрытым ртом. Его домашние и гости тоже выпучили глаза на молодого человека и окружавшую его компанию. Все знали, что этот ешиботник — заклятый враг реб Зуши.

— Веселого Пурима! С праздником! — весело воскликнул Янкл-полтавчанин, и мальчишки хором подхватили вслед за ним:

— С праздником! С праздником!

— Веселого праздника, доброго года! — ответил реб Зуша, медленно вставая и глядя на них с подозрением.

До этого момента он понятия не имел о том, что изгнанный мусарник вернулся в Нарев. Он не собирался мириться со своим кровным врагом. Однако, поскольку тот вошел к нему в дом вместе со своими ангелами-разрушителями, большевиками с той стороны границы, старосте благотворительной кассы не подобало его выгонять.

— Я и мои ученики принесли вам шалехмонес [188] , — еще веселее воскликнул мусарник.

— Вот как? Шалехмонес? Так что же вы стоите в дверях? Входите, входите. Вы у меня неожиданные гости. Шалехмонес? — заговорил хозяин, удивляясь все больше и больше.

— Да, шалехмонес. А в качестве нашего посланника мы выбрали того самого виленского сына Торы, который ел у вас по субботам, пока вы не вышвырнули его из дома и не избили, как вы вышвырнули из своей лавки и избили до крови других сынов Торы, потому что они вступились за вдов и сирот.

Янкл-полтавчанин вытолкнул вперед Мейлахку, державшего обеими руками метлу. Однако, увидев, что тот стоит окаменев, полтавчанин вынул из его рук метлу и передал ее старосте:

— Это — наш шалехмонес. Выметите ленивых невесток и дочерей из вашего дома, выметите кражу и грабеж из вашего дела, вычистите помойный ящик, которым стало ваше загнившее сердце! — И, как подобает по обычаю в Пурим, Янкл закончил свою речь рифмованными строками: — Вы очень долго старостою были, много награбили и многих людей избили!