абсолютно предсказуем, и можно быть

уверенной, что на ее присутствие в комнате он не обратит никакого внимания. Этот

же мужчина стоял довольно близко,

чтобы сосчитать, сколько раз за минуту вздрогнули ее ноздри, а она по этой

части, похоже, шла на установление рекорда.

Эбигейл не могла придумать, что бы сказать, и по мере того как молчание

затягивалось, краснела все больше. Сердце

стучало, как школьные настенные часы, и казалось, тело ее жило своей, отдельной

от нее жизнью, что было бы не так уж и

страшно, если бы Эбигейл не боялась, что начнет задыхаться.

О нет! Только не это.

– Вам нехорошо, Эбигейл?

Она кивнула и постаралась дышать медленнее. Неужели у Макса действительно

такой глубокий и мелодичный голос?

Никогда этого не замечала. Ее имя в его устах прозвучало музыкой.

Нужно было заговорить, сказать, что с ней все в порядке, но Эбигейл не смела

даже взглянуть на босса, иначе он сразу

увидел бы, насколько она не в порядке. Щеки ее горели, а сама она казалась себе

мумией, вмерзшей в доисторическую глыбу

льда. И тут Эбигейл почувствовала его пальцы на своем лице. Мистер Галлахер

прикасался к ней.

Случалось ли это когда-нибудь прежде?

"Не так", - ответил ей внутренний голос. Можно подумать, что один из них

выпил приворотного зелья "Бабули Свон".

– Ваше лицо такое горячее. У вас нет температуры? Вы не заболели?

– Со мной все в порядке, - сдавленным голосом ответила Эбигейл.

Она-то полагала, что босс все понимает насчет границ. Оказывается - нет. Они

стояли так близко друг к другу, что носки

их туфель соприкасались, и Макс гладил ее щеку тыльной стороной ладони. Это было

легчайшее, сладчайшее

прикосновение, какое только можно было себе вообразить, но если это сейчас же не

прекратится, она упадет в обморок.

Прямо ему под ноги.

– Вы уверены? Вы очень горячая.

Макс слегка подул на упавшие ей на лоб локоны - она беспомощно закрыла глаза.

Его дыхание было свежим и пахло

мятой, и это навело ее на мысль о полоскании рта, а отсюда - на сам рот. Губы у

него были красивые. Ей всегда нравились

мужчины с красивым ртом.

– Эбигейл?

Она почувствовала, будто горло наполнили пузырьки газированной воды. Макс

произнес ее имя, и с ней что-то случилось,

из груди стал подниматься нечленораздельный звук, похожий на стон. О том, чтобы

дать ему вырваться на свободу, страшно

было даже подумать.

Эбигейл глубоко вздохнула и... закашлялась. О ужас, она заходилась в кашле! И

это было отнюдь не благозвучно.

– Эбигейл? Вы поперхнулись?

Макс сгреб ее за плечи, и от страха, что он развернет ее сейчас и начнет

колотить по спине, Эбигейл попятилась, замахала

на него руками и постаралась восстановить дыхание.

– Все в порядке, правда. Пр-р-росто воздух н-н-не в то горло попал... Очень

неловко. Не понимаю, как это случилось.

– Дать вам воды?

Она затрясла головой.

– Тогда, может, приляжете? Я провожу вас в гостиную.

В гостиную. На "любовное" канапе.

– Не сходите с ума. Со мной все в порядке.
– Эбигейл постучала себя по груди

и несколько раз осторожно, но глубоко

вдохнула, стараясь убедить его, что волноваться не о чем.

Как только она перестала хрипеть, в комнате снова повисло молчание. По

крайней мере между ними теперь была

приличная дистанция. Макс находился на другом конце комнаты. Эбигейл мысленно

провела линию, разделившую кухню

пополам: ваша половина, моя половина. Держитесь теперь своей.

Но Макс смотрел так пристально-напряженно, что стало ясно: никакая

воображаемая линия не удержит его, как бы она

того ни хотела.

Эбигейл оправила жакет и пригладила волосы. Если ей удастся взять себя в

руки, он поймет, что для беспокойства нет

причин. Все пойдет так же, как шло до сих пор. Не будет возникать смущения из-за

того, кто где стоит.