Первые дни в Моздоке не оставляли желать ничего лучшего.

В начале своего приезда в Чечню я еще не насытился войной, а потому не признавал расслабленности. Каждое задание было для меня исполнением долга, каждый мертвый боевик и каждая успешная операция - победа во имя родины и Кремля.

Но такой паршивой войны нарочно не придумаешь. Лучше идти, как идешь и не слишком усердствовать. На войне, если хочешь, чтобы тебя не застали врасплох, нужно вжиться в нее.

Я спрашивал себя, зачем я в Чечне, для чего принимаю участие в боевых операциях. Перспектив на повышение у меня нет, так что все равно: пошел бы я на операцию или нет. Для моей карьеры это не имело значения, так же как не имело значения для исхода войны. У меня не было никаких иллюзий. Я лишен ложной гордости и все-таки шел туда, куда не хотел идти, и участвовал в боях, в которых не хотел участвовать. И ругал себя за глупость из-за которой очутился в Чечне. Я оказался натуральным мясом, предназначенным для собак.

Операция подходила к концу. Мы развернулись по солнцу и шли по направлению к базе. Опасные зоны, где можно было наткнуться на мины-ловушки, остались позади. Но меня не покидало чувство напряжения и тревоги. Жизнь в Чечне очень быстро учит не доверять безмолвию тишины и мирным селам. «Чехи» могли проявить себя автоматными и пулеметными очередями в любом, самом неожиданном месте. Я шел в середине колонны. Это было самое безопасное место. Пока первые ряды примут на себя удар боевиков, можно успеть занять выгодную позицию. На самых опасных участках шли молодые, только что прибывшие срочники.

Я не любил прочесывания. Неожиданная встреча с боевиками, когда отсутствует превосходство в технике, когда за спиной нет средств усиления, всегда очень опасна.

На дороге обнаружили три противотанковые мины, стоящие одна возле другой. Мины подорвали.

Совершенно неожиданно идущий в нескольких шагах передо мной лейтенант Анин шлепнулся на спину посреди дороги, и только после этого я услышал выстрел. Его ноги барабанили по дороге, но он был уже мертв.

Бой с находящимся перед нами снайпером прекратился только тогда, когда пара "горбатых" обработала холм.

Чеченские снайперы проскальзывали между наших позиций ночью, выбирали холм или дом среди сети дорог и затаивались в ожидании. Мы шли именно мимо такого места.

3

Я опять кричал во сне. И от этого внутреннего крика проснулся весь в холодном поту и со страхом огляделся по сторонам. Ничего нового. Но я знал, что это не так. Каждый день в Чечне все больше открывал мне глаза на самого себя. Возможность добраться до самой сути была заманчива, но в то же время пугала.

Утром бойцы нашли Будакова. Обезглавленный труп лежал у тропы, на подходе к роте. Было трудно понять, почему он не успел сделать даже одного выстрела. Местность вокруг хорошо просматривалась.

Передо мной лежал человек, которому открылась истина войны. Не та лживая, которую обычно ищут, а та, которая настигает всегда неожиданно.

Разведрота получила задачу в 7.00 выйти в район села Сангам на «зачистку».

Передвижение заключалось в быстром преодолении труднопроходимых участков по склонам сопок и бегом открытых участков местности. В конце концов словно перестаешь соображать, куда и зачем бежишь. К этому невозможно привыкнуть.

Сначала я презирал жару Кавказа, но вскоре уже боялся ее. Я завидовал молодым офицерам, которые, казалось, почти не потели, и завидовал своим сверстникам, которые примирились с жарой и теперь спокойно выдерживали самые жаркие часы. Сначала я обманывал себя тем, что привычка дается не сразу, что требуется время, надо пожить в Чечне еще немного, чтобы смириться с жарой. Но чудо не произошло.

Может быть, именно жара нагоняла на меня излишний страх. Она делала враждебным все вокруг. Враг скрывался где угодно, в самом воздухе.

Меня тревожило, что разведывательные данные, на основе которых планировалась операция, могли уже устареть, да и вообще вызывали сомнения. Не было смысла лишний раз подставляться под пули в стране, которая ни с кем не воевала. Подставляться приходилось дуракам вроде меня.

Чеченцев здесь было слишком много, и они все были объединены. Я не знал ни одного случая, чтобы «мирные» помогали федеральным войскам, когда их к этому не вынуждали.

На боевых приходилось действовать отдельными группами, избегая ходить по дорогам и тропам, которые контролировались «чехами». «Бородатые» знали о каждой группе, находящейся на операции. Иногда казалось, что они знают все и обо мне. И охотятся за мной.

Я не сомневался, что нам грозит очень серьезная опасность, и во мне заговорило чувство самосохранения. Иногда хотелось, чтобы внутри меня не осталось ни одного иного чувства. Может быть, тогда и удалось бы выжить в Чечне.

Пересекли лесистый склон. Лес начал редеть и мы вышли на травяной участок. Не показываясь из-за деревьев вели наблюдение. Луга по краю леса спускались к самой низине, к интересующему нас селу.

В бинокль я внимательно осмотрел каждый дом и не заметил ничего подозрительного. Все было, как обычно. Все чеченские села похожи одно на другое. Иногда мне казалось, что мы пытаемся зачистить одно-единственное село, у которого, по непонятной причине, меняются названия.