– Секс? – уронив голову на стол, я бесшумно рассмеялся, от того серьезного тона, которым Милли произнесла это слово. Секс. Да, он многое объясняет, но ей я говорить об этом не намерен.

– Ты знаешь, что обескураживаешь?

– Это одно из моих многочисленных достоинств – то, как она пожимает плечами, и то, как говорит, пробуждает что-то нежное во мне. Поэтому схватив ее, крепко обнимаю и говорю:

– Обожаю тебя! Только Эш не слово – заговорщически подмигнув, улыбаюсь ей, а она кладет голову мне на плечо и грустно выдыхает.

– Мне действительно не хватает тебя, Вернон. Эшли, мама – я безмерно люблю их, но поговорить с ними не получается. А когда пытаюсь с тобой, то все выходит так, что я просто навязываюсь. Это больно – эти слова ранят меня. Моя семья и друзья – они все для меня, но когда я сбежал отсюда, то не подумал, что могу причинить кому-то боль. Я думал только о себе и о своем разбитом сердце.

– Может мы с Виктором не так, и отличаемся? – не замечаю, как произношу слова вслух.

– Ты по-прежнему зовешь папу по имени. Хотя, думаю, я могу понять тебя.

– Извини, Милли. Последние три с половиной года я был отвратительным старшим братом, но обещаю, я исправлюсь. Мне просто было необходимо время, после всего случившегося, и на какой-то момент, я забыл обо всех, кроме себя самого. Но этого больше не будет. Я хочу, чтобы ты чувствовала, что можешь обратиться ко мне в любой ситуации. Чтобы знала, что я всегда буду на твоей стороне – укрывшись от меня копной своих темных волос, Милли всхлипнула, но быстро утерла проступившие слезы, когда послышались тяжелые шаги.

Троекратное «черт»!

Виктор!

Его же не должно было сегодня быть здесь!

Глава 4

Леодеган

Я просматривал «Уолл-стрит-джорнел», когда услышал звук открывающихся дверей лифта. Быстро поднявшись и посмотрев в сторону кухонного островка, где сейчас заканчивала последние приготовления для званого обеда Габи, и, поняв, что она не заметила прибытие Пита, я подошел к нему и увел его в сторону.

Играющая в колонках музыка к пьесе «Розамунда, принцесса Кипра» Франца Шуберта в исполнении оркестра под управлением Вильгельма Фуртвенглера, которая была слышна во всех комнатах первого этажа пентхауса, позволила мне не беспокоиться, что наш разговор останется услышанным.

– Привет, приятель – обменявшись дружеским рукопожатием, я перехожу сразу к делу: – Ты выяснил?

– Прости, но я ничего не смог сделать. У нее был одноразовый мобильник – слова Пита вызвали во мне двойственное чувство: хотелось что-нибудь разрушить и в тот же момент сесть, и ничего не делать. Но на самом деле вся проблема заключалась в сложившейся истине, которая наконец-то дошла до меня и обрела свое законное место.

Все было кончено. Бесповоротно.

Теперь я уже не мог надеяться на последний шанс, который как думал, сможет мне помочь изменить что-то в представлении Габриэллы о жизни. В частности об отношениях между мужчиной и женщиной.

Больше не оставалось надежды, которую я берег, словно хрупкое существо в этой шестимесячной истории моей погони за призраком. Так же, как и веры в то, что сумей я понять пережитый ею ужас, я бы мог заставить ее относится ко мне по-другому. Но, как оказалось, Габи не нуждалась в излечении. Вчера она сама сказала об этом. Что причина ее не способности любить в чем-то другом. И если она смогла пережить ту историю и пойти дальше, почему цепи той ночи продолжали сковывать меня? Почему ее растерзанное тело до сих пор стояло у меня перед глазами и мучило во снах?

– Черт! – грубо тру лицо ладонями и прислоняюсь к стене.

– Эта бабенка умна, иначе бы она не смогла уйти живой из того дома – копируя мои действия, Пит становится рядом и скрещивает руки на груди. И только сейчас я осознаю, насколько мы трое схожи друг с другом. И не только внешне.

Пит еще очень юн, он моложе меня на целых десять лет, и когда я два с половиной года назад оформил опеку над ним, мне не казалось это чем-то серьезным. У меня были возможности, у него было то, что он мог предложить – этот союз был выгоден обеим сторонам. Но теперь, я действительно смотрю на него, как на полноценного члена семьи. Нашей небольшой семьи, в которую мы играем последнюю пару лет.

Питер был высоким и худощавым подростком, с копной светло-русых волос на голове. Правда, его глаза отличались от наших с Габриэллой темных – они были светлыми, цвета морской воды в обрамлении пушистых белых ресниц. Но то, что все мы были натуральными блондинами, хотя и разных оттенков, со стороны, казалось, объединяло нас еще больше.

Иногда я фантазировал, что если бы обстоятельства сложились иначе, у нас с Габи мог в действительности быть ребенок, похожий на него. Может быть, он и родился бы им. Но это была только мечта.