Шрифт:
Виктор Игнатьев (на полумиксе):
– Николай вышел из троллейбуса, перешел дорогу, зашел в «Океан», взял вина и почему-то поехал автобусом за Волгу. Не троллейбусом, а автобусом. И вышел тут же сразу на остановке, которая первая у моста. И почему-то оказался внизу, у Волги, где-то там строения, где рабочие, тем более зимой рабочих и не могло быть. Он там распил с кем-то одну из бутылок, вторую он оставил этим рабочим…
Сергей Румянцев:
– Звонит мне Смирнов Герольд Васильевич, брат Мирошниковой: «Сережа, ты знаешь, беда…» Я спрашиваю: «Какая?» «Коля-то замерз Шувалов…» Вот…
Автопортрет «Час пробил!».
Голубь на перилах балкона мастерской Сергея Румянцева.
Сергей Румянцев:
– И у меня дочка, Марина: «Папа, я его видела вчера, в часов десять вечера. Он выходил из троллейбуса, у моста, пьяный, что-то с кем-то спорил…» Она даже запомнила фразу: «Вы не компетентны». Вот все…
Виктор Игнатьев:
– На утро, двадцать пятого января, в Татьянин день, на лыжне его нашел лыжник. Он лежал на спине уже совершенно замерзший…
Текст сначала на черном фоне, потом на фоне лилово-красной полосы заката морозного дня и сиренево-серых облаков.
«Лыжню во многих местах перемело снегом. Сугробы были жесткими, плотными. Ветер не утихал. Причудливые сиреневые облака неслись по краю неба…»
7
Съемка с обсуждения выставки 1980 года. Шувалов что-то говорит.
Голос за кадром:
– Для многих такой вот трагический исход Шувалова был полной неожиданностью. Но для него самого смерть, скорее всего, была предрешена.
Худфонд. Художник Николай Смирнов.
Николай Смирнов:
– «Я, – говорит, – жить не хочу». Я говорю: «Чего, чего ты придумал? Ты большой человек, нужен Костроме, нужен России». В таком смысле был разговор. То, что он решил, это уже было предопределено. А потом, он искал повод, а повод всегда находится…
Кадры с обсуждения выставки в 1980 году. Шувалов что-то говорит.
Голос за кадром:
– Сам Николай Шувалов, если в беседах затрагивалась тема исхода, был убежден, что смерть – это переход из одного состояния в другое.
Работа Н. Шувалова «Портрет матери».
Голос за кадром:
– Он не признавал бесследного исчезновения человека, его внутреннего мира или, как принято говорить, души. И, возможно, в ту январскую ночь он решил сам, не дожидаясь срока истечения своей жизни, переступить черту, разделяющую две стороны бытия.
Автопортрет «Моему другу…»
Первый «Автопортрет с бабочкой на плече». Наезд на бабочку.
Голос за кадром:
– Что ему снилось в том последнем сне? Лица людей, замыслы новых работ, звуки музыки? Никто и никогда этого не узнает.
Бабочка словно срывается с плеча и уносится вверх, в черное пространство.
Голос за кадром:
– Разве что бабочка, которая, вспорхнув с плеча в пространство космоса, унесла на своих крыльях его тайну.
Текст на черном фоне:
«Его нашли замерзшим на лыжне холодным, ветреным январским утром…»
Табличка на столбе: «Остановка Пантусовская».
В черно-белом негативе: нижние ветви дерева с трепещущими листьями; качающееся, словно палуба корабля, поле; «перечеркивающие» друг друга стебли травы; одинокие стебельки на фоне неба.
Карьер
Выжженная земля. Обгорелые страницы газет, обломки детских игрушек, из-под них торчат куски колючей проволоки.
Голос за кадром:
– Господи! Зачем ты даешь нам войны? Зачем подвергаешь нас этим страшным испытаниям? За какие грехи тяжкие льется кровь наша? В чем провинились мы пред Тобой?
Круговая панорама глиняного карьера.
Голос за кадром: