Анита шикнула на него, когда услышала матное слово.

– Это было сделано для того, чтобы лишний раз убедиться в том, что ты достоин.

– Мне сразу стало легче! То есть, насчет моих друзей у вас сомнений не возникло? Давайте выложим лепестками роз их пятичасовую дорогу!

– Сам посуди, Антуан, из вас троих ты единственный, чьи мотивы порой приводят в замешательство, – терпеливо проговорила Анита, – Ты импульсивный и ветреный, и крайне непредсказуемый. Как вообще можно говорить о твоей адекватности, если ты просидел в тюрьме больше года просто потому, что тебе было скучно? И да, если бы Отравитель не опередил тебя, ты бы убил Владислава Развро. Ты ходячий фейерверк. Честно говоря, я до сих пор сомневаюсь, стоит ли тебе здесь находиться, но раз такова воля Реформатора, пусть будет так.

– Я так понимаю, у меня очень прозаичное досье.

– Весьма. Столько раз мои глаза на лоб не лезли никогда.

– В этом есть плюс, я запомнился тебе, – подмигнул Антуан, снова сближаясь с девушкой боковым шагом.

– Расстояние.

– Понял, понял…

На то, чтобы обойти Цитадель вдоль и поперек, им понадобилось всего полчаса. Экскурсия завершилась у конюшни, у которой Анита остановилась и, скрестив руки на груди, повернулась к Антуану.

– Верхом ездил когда-нибудь?

– Ага. По Петергофу на лошади рассекаю каждый день.

Анита, не обратив на его слова никакого внимания, отвязала пару лошадей, протянув музыканту поводья одной из них.

– Посмотрим, насколько тебя хватит.

Антуан схватил поводья, не отрывая прищуренного взгляда от девушки.

– Сказано таким тоном, будто ты считаешь меня изнеженным городским мальчиком.

– Да ты видишь меня насквозь! Не буду отрицать, что из вашей творческой троицы ты наиболее быстро адаптирующийся к различным условиям. И все же… здесь тебе придется еще много чему научиться.

– Небольшой секрет: я обожаю учиться чему-нибудь новому, – подмигнул Антуан, запрыгнув на лошадь. – Ты еще будешь смотреть на меня с восхищением, Анита! Ты еще… что за… куда она бежит? Куда она… ааа!

– С восхищением? Не сегодня… – усмехнулась девушка, наблюдая, как вдалеке лошадь волочит за собой орущего Антуана.

– «…и тогда Реформатор воткнул себе в пояс кинжал и растворился в ночи». На сегодня все, сынок. Тебе пора спать.

– Но я хочу продолжения! – запротестовал маленький мальчик, лежа в постели. – Глава закончилась слишком быстро!

– Конец подразумевает новое начало, Франц, – произнес мужчина, укрывая ребенка одеялом. – Завтра наступит новый день. Завтра начнется новая глава, как в жизни, так и в книге.

– Я не хочу спать! Может, заберемся на крышу?

– Не перенимай у меня эту дурную привычку! – усмехнулся отец, взъерошив сыну волосы. – Мама и так постоянно нас ругает за то, что на крыше мы проводим больше времени, чем за кухонным столом. Мы же не хотим дать ей очередной повод нам попенять?

– Не хотим, – кивнул Франц.

– Вот поэтому закрывай глаза и отправляйся в прекрасное путешествие под названием сон… а что такое сон?

– Воображение!

– Да… воображение… спокойной ночи, сын.

– Спокойной ночи, папа.

Реформатор выключил свет и вышел из комнаты в коридор, где сразу же столкнулся со своей женой.

– Что такое?

– Пойдем в гостиную.

Они спустились вниз по лестнице и зашли в большую комнату. Девушка хмуро повернулась к мужу.

– Мне не нравится, что ты прививаешь ему всякие бредовые идеи из своей книжки.

– Что? Бредовые идеи? София, я всего лишь читаю ему сказки!

– Вот именно, ты читаешь ему сказки. В которые веришь сам, несмотря на то, что тебе уже двадцать два года. Я не хочу, чтобы Франц вырос таким же, как ты… мечтателем, не получающим удовольствия от этой жизни. Я…я устала… устала от всего этого… ты проводишь время со своими непонятными друзьями вдали от дома, меняешь работу за работой, толком меня не замечаешь… неужели женитьба так все изменила?

– Да о чем ты говоришь…

– Разве я не права? Раньше ты смотрел на меня по-особенному… теперь же… я не вижу прежней искры в твоем взгляде.

София подошла близко к нему и взяла за руку.

– Просто скажи мне… скажи честно… ты все еще любишь меня?

Реформатор вздохнул.

Через несколько минут он вышел из своего дома, сопровождаемый криком своей жены. Преодолев несколько кварталов, парень опустился на скамейку напротив одного дома и устало закрыл лицо руками. Как же он устал…