Считалось, что каждый, свободно владеющий английским языком, имеющий диплом о высшем образовании (цвет корочек и качество знаний не имели принципиального значения), опыт работы и (обязательно!) стойкие моральные принципы, а также личный план развития на ближайшие двадцать лет, мог стать слушателем школы. При поступлении принципы сличались с картой принципов, разработанной специально для «Сколково». Команда психологов экстра-класса и тренеров по развитию человеческого потенциала анализировала мельчайшие детали личного плана развития, придирчиво изучала их при помощи тестов четвертого поколения и затем выносила вердикт: годен, не годен, годен с ограничениями.

В последнем случае финальное решение принимал один из инвесторов школы. Так как «годным с ограничениями», согласно статистике, признавался каждый «полуторный землекоп» [9] , экзаменация пограничных случаев происходила весьма часто. «Пограничников» собирали в группки и выставляли на интеллектуальное татами против участника списка Forbes. Носители громкого титула, они же инвесторы «Сколково», – каждый вел поединок согласно собственным представлениям о методах раскрытия собеседника. Как правило, методы были напрямую связаны с историей становления его собственного бизнеса и представлениями о личном счастье.

Так, один из инвесторов считал обязательным выявить в ходе беседы слабые стороны кандидатов в предприниматели и затем виртуозно показывал на примере из собственной жизни, есть ли у кандидата шанс улучшить эти недоработки природы. Как правило, шанса не выявлялось.

Инвестор: Как вы считаете, сколько в вас плохих качеств?

Кандидат в слушатели: Как понять «плохих качеств»? Смотря какие качества считать плохими…

Инвестор: Не надо мне тут воду разводить. Надо взять и прямо сказать: я плохой, потому что… Чем вы плохи? Где у вас слабые места? Куда бить? Давай, давай, ну? Куда? (Тут инвестор, в прошлом мастер спорта международного класса по боксу, для пущей убедительности вставал в привычную боксерскую стойку.)

Кандидат (в замешательстве): Ну… только в лицо не бейте – у меня и так нос сломан.

Инвестор: О-о-о! Тепленькая пошла! Нос? Сломан? Когда? Как именно? Вот это уже интересно.

Другой интервьюер опутывал группку трясущихся кандидатов паутиной из смыслов бытия и философии раннего Канта, которые, как оказалось, самым непосредственным образом повлияли на развитие и процветание его бизнеса. Кандидаты в слушатели смотрели на него испуганными глазами, испытывали жуткое чувство вины за свою интеллектуальную бездарность и прогулянные лекции по философии на первом курсе института и больше всего на свете в этот момент хотели провалиться сквозь землю. Обычно пауза между эффектной точкой в завершение фразы инвестора и негромким блеянием самого стойкого кандидата затягивалась. Прерывало ее деликатное покашливание тренера по развитию человеческого потенциала, который незримо присутствовал в углу комнаты. Его основной функцией было вовремя вывести кандидата из ментального обморока, а инвестору напомнить, что перед ним совсем молодые люди, только готовящиеся стать предпринимателями.

Инвестор: Итак, резюмирую. Можете не записывать. Ранние работы Канта стали своеобразным компасом для развития моего предприятия. Это был компас. Компас новой реальности. И я неоднократно обращался к более поздним трудам, чтобы обозначить мотивы и нормы деятельности уже созданной и сработавшейся команде…

Кандидат: Вы хотите сказать, что вы часто критиковали подчиненных?

Инвестор (вполоборота, смотря куда-то за линию горизонта): Молодец. Именно так. В 1994 году я перечитывал «Критику чистого разума» Канта. Вы приняты.

Элина Ринник тоже получила отметку «годен с ограничениями»: тренеров по развитию человеческого потенциала смутили ее оценки по социальной ответственности, выявленный в ходе тестов синдром отличницы, а также «наличие командирских замашек, особенно в отношениях с животными и младшими по статусу», как значилось в итоговом протоколе. Элина попала в группу «пограничников», направленных на собеседование к Гуру Н., управляющему директору компании «Тройка Диалог», одному из первых инвесторов «Сколково».

Гуру Н.: Всем привет. Как настроение?

Все: Отлично! – Хорошее. – Всё в норме.

Гуру Н.: Давайте начнем с анекдота. Какой ваш любимый анекдот? – он остановил взгляд на Элине, подперев рукой четко очерченный подбородок.

Элина была к такому вопросу не готова. Она терпеть не могла анекдотов, не умела их рассказывать и считала этот вид народного фольклора вредоносным для нежного уха записной гимназистки. При этом, будучи активисткой комсомольского типа, она усиленно старалась «соответствовать» и еще в школьные годы заучила на всякий случай пару-тройку анекдотов, чтобы применить их в подходящих ситуациях. И вот понадобилось! Как на грех, в голову не шло ничего, кроме безобидно-детского «Негр загорает». Вместо достойной альтернативы мозг услужливо погрузил ее в самоедство: «Ну как можно было до такого додуматься? Какие негры?! Я же всегда говорю afro-americans… Сморозить такое на собеседовании! Что же делать… Вспоминай хоть что-нибудь…» Тут Элина поняла, что смотрит Гуру Н. куда-то в район третьего глаза уже дольше минуты, а это для живого диалога чересчур много. Между страхом сказать глупость и не сказать ничего (то есть провалить задание!) она выбрала первое и неожиданно для себя самой брякнула: «Ленин загорает!»

Гуру Н. чуть наклонился к ней, как будто для того, чтобы убедиться, что не ослышался, отвел руку от подбородка, глаза его расширились, и он мягко улыбнулся.

– Ленин? Загорает? А где же он загорает и почему, можно узнать?

И тут к его улыбке присоединились восемь оттенков хохота со всех концов стола. Элина тоже невольно улыбнулась: то ли успокоившись, что задание уже выполнено, пусть и провалено, то ли от ощущения бессмысленности дальнейших действий – все равно ее уже не возьмут, то ли от бессилия после внутренней борьбы.