– Зарплату? – Мендель никак не мог прийти в себя.

– Зарплату уборщицы, – сказала Камилла. – Но это настоящие деньги. Ты простил меня?

Камилла достала из кармана крохотный кошелек и повертела его в руках. Мендель тихо всхлипнул.

– Знаешь, папа, я мечтала об этом дне четыре долгих последних недели. Каждый день, таская ведра с грязной водой я старалась представить, как ты обрадуешься моему сюрпризу. Я представляла, как накормлю тебя сегодня до отвала, а ты взял и выбрал самые дешевые оладьи из мацы, – Камилла смахнула крохотную слезинку.

– Я всегда беру оладьи из мацы, Камилла, – Мендель отнял руки от лица и виновато проморгал остатки слез. – Они возвращают меня в детство.

– Я люблю тебя, папа, – сказала Камилла. – Ты мне веришь?

– Не спрашивай, – попросил Мендель. – Иначе я опять зареву.

– Оладьи из мацы не должны быть сладкими, – приблизила лицо Камилла. – Но они должны быть такими, от которых невозможно оторваться. Равно как и наша жизнь, правда, папа?

– Правда, – невольно вздрогнул Мендель. – Ты сама это придумала?

– Дух Айзика, кто же еще, – пожала плечами Камилла. – На очередном сеансе бабушкиной некромантии. Эта бабушкина некромантия вроде скайпа, очень удобно.

Мендель хотел коснуться руки Камиллы, но смутился и сделал вид, что поправляет скатерть. Камилла это заметила и положила свою руку сверху отцовской.

Она была уже взрослой, а он все еще оставался ребенком, и Камилла удивилась, что заметила это только сегодня.

Бойгель ненавидел неудачные дни. И дело было не в погоде. Неудачный день мог быть и солнечным. И даже жарким. И все вокруг весело смеются, и одуряющее пахнут горячие цветы, и играют брызги золотых фонтанов. И даже море – звездная калька неба – не может исправить настроение художника.

Бойгель был фотохудожником. Это ужасная профессия, которая в такие неудачные дни казалась проклятием. Отец Бойгеля, основавший это замечательно оборудованное ателье, умер слишком рано, чтобы испытать разочарование от своего увлечения. И вся тяжесть неудовлетворенности ремеслом свалилась на Бойгеля-младшего.

Юный Бойгель хотел распродать все эти хромированные железяки, сверкавшие отраженным светом линзы, лампы, экраны, тумбы, лабораторию с кучей реактивов, запасы фотографических пластин и, вообще, сжечь всю фотостудию. И он даже затащил внутрь полную четверть медицинского спирта, но свински этим спиртом напился и оставил планы уничтожения дела отца.

Но сегодня действительно был неудачный день. Да, ему с утра пришлось фотографировать дворянскую семью. Богатые и надменные люди, с кучей орденов и крестов на зеленых мундирах. Их жены и сестры в темно-синих атласных платьях, украшенных брошками и крупными пуговицами с гербами. Их дети в начищенных ботинках и с серьезным выражением кукольных лиц со сдвинутыми бровями. Эти дворяне вели себя как купцы, оставив Бойгелю кучу денег. Бойгель не посмотрел, сколько их лежало на инкрустированном столике с изящным медным пояском. День все равно оставался неудачным.

Хотелось повеситься.

Бойгель посмотрел на крюк, вбитый в потолок. На этот крюк он вешал брезентовые театральные задники для жанровой фотографии.

– А что? – подумал Бойгель. – Если и вешаться, то именно в такой день. К тому же денег на похороны дворяне мне отвалили. Со скрипичной музыкой и лакированным катафалком. А веревку я выдерну из задника, метра два вполне хватит.

– Простите, – окликнул Бойгеля неуверенный голос.

– Я уже закрылся, – сказал Бойгель, не оборачиваясь. – Приходите завтра.

– Завтра я не смогу.

Бойгель обернулся.

Он увидел молодого человека в простой партикулярной паре, изношенных, но натертых ваксой ботинках, потрепанной шляпе.

– Завтра у меня дуэль, – пояснил молодой человек и запнулся.

– Приходите после дуэли, – Бойгель не прекращал дергать за застрявший конец веревки.

– Скажите, – выждал паузу молодой человек, – а сколько стоит портрет в полный рост?

– Вот же сумасшедший день, – Бойгель с раздражением бросил чертов задник на пол. – Зачем вам портрет в полный рост?

– Вчера моя жена благополучно разрешилась мальчиком, – потупился молодой человек. – И эта фотография для него. На память. Меня же убьют.

– А если не убьют? – Бойгель посмотрел на крюк.

– Убьют обязательно.

– Тогда на кой черт вам эта дуэль? – потерял терпение Бойгель.

– Моя жена подло опорочена, – кротко сказал молодой человек. – Пока я стажировался в Германии, а она забеременела. И мне сказали, что…

– И вам сказали что… минуточку, – Бойгель закатил глаза к потолку, – и вам сказали, что она спуталась с красавцем-соседом? Угадал?