— Сашок, спустись сюда, — он приподнял белесое лицо.

Мальчик исполнил. Под ботинком крошилась штукатурка. Из подвала несло болотом. Сосед покоился на своем плаще, неестественно согнув одну ногу в колене и прижав ее к животу. Рубашка была задрана, футболка разорвана, мало того — согнутая нога примотана и завязана предварительно снятыми штанами. Дядя Павел оказался без штанов, в одних трусах! А на шее его зачем-то болталось грязное полотенце с вырезанными дырками. Впрочем, сумерки не давали разглядеть деталей — изображение было нечетким и даже не цветным.

— Что с вами? — наконец удивился мальчик.

— Видишь ли, он в меня все-таки попал.

— Как это — попал?

— Здоровая тупость украшает настоящего мужчину, — сказал сосед. — Ранили меня, малыш, вот как в жизни бывает… Что если ты мне поможешь дойти до моих «жигулей»?

Во дворе появилась новая тень. Брат! Мальчик отчаянно замахал рукой, боясь нарушить тишину затаившегося в тревоге двора, и брат заметил, подбежал.

— Ничего себе! — выдавил Игорь, увидев. Лицо его скривилось. Конечно, картинка была малоприятной, не для тонких натур — как и все картинки прошедшей ночи. — Что, тоже убили?

— Ранен! — зашептал мальчик. — Это в него стреляли, понял?

— Жена еще не вернулась? — спросил дядя Павел. Голос был слабым, на грани исчезновения. Игорь наклонился к лежащему человеку:

— Какая жена?

— Жена этого майора. Она была в невменяемом состоянии, сразу куда-то удрала… буквально вся растерзанная… Значит, в квартире ее нет?

— Там пусто. Какого майора?

— Как какого? Твоего друга-оперативника. Между прочим, его тело в РАФе валялось, среди полуфабрикатов и ксерокопий…

— Вы имеете в виду капитана-сержанта? — уточнил Игорь. — Почему «друга», вы что!

— Майор госбезопасности Егоров, — дядя Павел поправил его. — Игорек, не надо врать, мы же взрослые люди… Только зачем так подло? — Он с трудом развернул голову на собеседника.

— Послушайте, — возмутился Игорь, — ну чего вы все время обо мне намекаете!

— «Об тебе». Писатель… Перестань, я все знаю про твою повесть. Кто тебе публикацию организовал, знаю. Эта московская газетенка, «Русские горки», она же насквозь «гэбэшная», схвачена Службой Порядка на корню. Может, потому и популярной стала… А повесть твоя крутая, мне понравилось. Поздравляю.

— Ни фига понять невозможно. Шутите вы, что ли?

Программист не ответил. Он замолчал, отдыхая. Ему явно было не до шуток, тогда Игорь развернулся к младшему брату:

— Ты не знаешь, чего он ногу примотал? Александр пожал плечами.

— Бедро, — ожил сосед. — Насквозь, зараза, под самой попой вышло. Кровь, кажется, удалось остановить. Он уже примерился мне наручники, а я его… а он успел выстрелить…

— Кто успел выстрелить?

— Товарищ твоего майора. А то, может, непосредственный начальник, если судить по «Волге». Пока он в себя приходил да подымался, я в окно… Сюда доковылял, а он подумал, что я на том РАФе… Скакал за фургоном, орал, стрелял! Как в кино… Шофер вовремя очухался, наверное, когда в меня из «мигунова» долбанули, и сразу рванул с места. Нет худа без добра, вот так, парень… Еще вопросы будут?

— В институте тоже фургон был, — вспомнил Игорь. — И на фотографиях.

— Да все же ясно! — зашипел мальчик. — Те, которые «жандарма» в фургон запихали, сразу из института сюда и двинули! Дежурный им адрес в записной книжке показал!

Дядя Павел, кажется, развеселился:

— Ишь, ясно ему… — впервые у него получилась усмешка. — Правильно, Кузьмичевы детки и здесь были. Не везет им сегодня, даже жалко их. Игорька хотели — не получили, меня хотели — не получили… жену майора увезти и допросить — и то я помешал! Вот как в жизни бывает, парни… Вы труп в кладовке оставили?

— Мы дверь обратно на замок закрыли, — голос Игоря внезапно осип.

— А зачем вы сюда поехали? — спросил Александр дядю Павла.

— Изъять кое-что надо было, малыш.

— Где ваша машина? На набережной?

— Нет. Тут проходной двор, вторая арка выходит в переулок, параллельно каналу. Я очень удачно им с тыла зашел, они совсем не ждали, детки… Ну что, Игорь, поможешь мне дойти? Или твоего младшего просить?

— Почему младшего? — вспыхнул герой и сделался резко деловитым. — Вы голый пойдете?

После чего настало время страданий. Штанины были развязаны и общими усилиями возвращены на место. Раненый терпел. Нога была выпрямлена, обувь надета — он терпел, поскуливая. Когда его установили вертикально, оказалось, что он немыслимо белый, что он трясется, что вся его одежда в темных пятнах, а когда его подняли по ступенькам, он качнулся назад и удивленно сказал: «Ой, не понимаю…», хотя ничего особенного не произошло, просто опять пошла кровь, сначала вяло, потом зримо, но отступать было некуда. Когда миновали скверик, дядя Павел принялся оживленно бормотать, громко и бессмысленно, о том, что он загибается, о том, что пленочки-то у майора все-таки не подотчетные, что он правильно чувствовал, вот пусть теперь попробуют его взять, умники в серых костюмах, он им в самые морды — мол, какие секретные базы данных, какие евреи, о чем вы, родные! — лишь бы не загнуться к тому времени… И только в переулке дядя Павел прервал бред, чтобы обратиться к Александру уже вполне осмысленно: