– Под наблюдением будут все входы и выходы, – пояснял брату Филипп. – Высшая степень самообладания и порядка… Полная противоположность совокуплениям, – вполголоса добавил он.

Людовик улыбнулся. Слуги приступили к его одеванию. Сняв с короля ночную рубашку, они надели на него все чистое и благоуханное: рубашку, панталоны, жилет, шарф и камзол. Придворные продолжали входить и выходить, кланяясь и жадно вглядываясь в доступный им эпизод королевского спектакля. Когда процедура одевания была окончена, Людовик по привычке хотел поправить воротник, однако Филипп покачал головой и подозвал одного из придворных.

– Не он, – возразил король и кивнул Монкуру. – Я хочу, чтобы все знали, как Версаль вознаграждает проявивших смирение и доказавших свою преданность.

Монкур подошел к королю, осторожными движениями расправил ему воротник и с поклоном вернулся на свое место.

Бонтан доложил о приходе королевы. Мария Терезия вошла вместе с мальчиком, одетым в бархат и шелка. Затем Бонтан выпроводил из спальни всех придворных, задержав, однако, Рогана.

– Его величество желает, чтобы вы остались.

Людовик подошел к юному дофину. Сын был очень похож на отца: те же темные глаза и волосы, тот же уверенный, пристальный взгляд. Людовик повел дофина по комнате, показывая мечи, щиты и портреты королей, правивших Францией в прошлом.

– Сын мой, для тебя настало время учиться править, – сказал Людовик. – Быть королем означает иметь власть, не поддающуюся никакому воображению. Что бы ты ни попросил, все это будет тебе преподнесено. Ты получишь власть, но вместе с властью на тебя ляжет долг. Долг перед твоими подданными и друзьями, перед справедливостью и истиной.

Дофин кивнул.

– Но король, обладая властью, не застрахован от опасностей, ибо всегда находятся те, кто не прочь отобрать у короля его власть. Когда мне было столько лет, сколько тебе, нашлись люди, искавшие способа уничтожить нас.

Людовик подвел сына к окну. Пока они смотрели на зимнюю панораму садов, голос короля зазвучал жестче:

– Этих людей мы считали своими друзьями. Они ломились в наши двери, а их руки были перепачканы в крови. Их сердца были черны от замышляемых убийств. Я никогда не позволю, чтобы нечто подобное случилось с тобой. Понимаешь?

Дофин снова кивнул.

Людовик повернулся к Рогану:

– Мой сын несколько дней погостит у нас во дворце. Я буду учить его править страной, а ты научишь его охотиться на дикого кабана.

Дофин робко смотрел на Рогана. Роган меж тем поклонился королю.

– Почту за честь, ваше величество, – с улыбкой сказал он.

Фабьен согласился встретиться с нею! Беатриса снова и снова перечитывала короткую записку, подсунутую ей под дверь. Потом вдруг спохватилась: что же она мешкает? Торопливо покинув дворец, Беатриса направилась в сады, находившиеся к западу от дворца. Маршаль был ее последним шансом. Если понадобится, она разденется догола и совокупится с ним где угодно, хоть в студеных водах пруда Нептуна. Фабьен простит ей все ее козни. Их с Софи оставят при дворе, и все тревоги уйдут в прошлое. Тогда можно будет считать, что ее замыслы удались.

Придя на место, указанное ей в записке, Беатриса остановилась и стала ждать появления Фабьена. Холодный ветер кружил листья. Она не замечала ветра. Она ждала Фабьена.

Потом Беатриса увидела неказистого старого садовника. Он явно направлялся к ней.

– Мадам де Клермон? – спросил он.

– Да, – хмуро ответила Беатриса.

– Господин Маршаль ждет вас. Идемте со мной.

– А куда?

– Пусть для вас это будет сюрпризом.

Жак двинулся по извилистой тропе, держа путь к краю сада. Достигнув края, садовник не остановился и там, а повел Беатрису через поле с пожухлыми травами прямо к кромке леса. Беатриса шла, приподнимая подол, чтобы не споткнуться. Сердце подсказывало ей то, чего категорически не желал принимать ее разум.

– Ты не перепутал дорогу? – спросила она. – Ты уверен, что господин Маршаль там?

– Уверен.

Пройдя еще несколько минут по равнине, они поднялись на невысокий холм, со всех сторон окруженный соснами. Ветер раскачивал их верхушки.

– Вот мы и пришли, – сказал Жак.

Он остановился. Беатриса тоже остановилась. Во рту у нее пересохло. В животе ощущалась ужасающая пустота. Она кивнула, больше для себя самой, чем для садовника.

– Он запомнил, – тихо сказала она.

– Что запомнил?

– Однажды я сказала ему, что хотела бы окончить свою жизнь в лесу, глядя, как ветер раскачивает кроны сосен.

Оба стояли, слушая шум сосен.

– Становитесь на колени, – велел ей Жак.

– Я надеялась, что у господина Маршаля хватит мужества сделать это самому.

– Если вы намерены помолиться, сейчас – подходящее время.

Беатриса обвела взглядом землю, на которой стояла:

– Мне слишком поздно молиться.

Собравшись с духом, Беатриса встала на колени. Краешком глаза она видела, как блеснуло длинное острое лезвие кинжала, который Жак достал из рукава. Беатриса опустила голову, отвернула воротник и плотно сжала зубы, чтобы достойно встретить свой конец. «Софи, дочь моя. Прости, что так получилось. Если бы я только…»