Сквозь прорези маски Маршаль видел ужас, мелькнувший в глазах Софи. Но она утвердительно кивнула.

На Людовике была маска совы. Увидев такую же на Филиппе, король благосклонно усмехнулся, найдя это очаровательным и уместным. Он взял Филиппа за руку, и они оба побрели сквозь праздничную толпу. Узнавая их, придворные кланялись и приседали в реверансе.

– Я рад, что ты разделяешь мои взгляды. Спасибо тебе, брат, – сказал Людовик. – Мелкие разногласия, существующие между нами, очень часто казались мне неодолимой преградой.

– Это целиком моя вина, – сказал Филипп.

– Не совсем.

Филипп обвел взглядом блистательный зал, полюбовался фреской на потолке, вслушался в звуки веселой музыки.

– Как великолепно, – произнес он, ничуть не кривя душой.

– А кому-то это великолепие не по нраву, и они бы не прочь все разрушить.

– Брат, уверяю тебя: это не он. Я говорил с ним, и он…

– Успокойся, Филипп. Речь не о твоем трусливом дружке. Есть более могущественные и предприимчивые люди.

– Кто?

– Этого я пока не знаю.

Их разговор прервало появление Генриетты. Она была в длинном белом платье. Лицо скрывала маска Пьеро. Медленно ступая, Генриетта направилась прямо к королю. Людовик взял ее за руку. Рука была влажной от пота.

– А вот и принцесса, которую мы заждались, – сказал Людовик. – Ты потанцуешь со мной?

Филипп надул губы, делая вид, будто обиделся.

– Почему не со мной? – спросил он.

– Принцесса будет танцевать с нами обоими, – сказал Людовик.

Музыканты заиграли менуэт. Людовик повел Генриетту танцевать. Филипп пошел вслед за ними. Придворные быстро встали в пары. Танец начался.

Людовик увлекал ее за собой. Она смотрела на движения танцующих пар: красивые и отточенные. Сама Генриетта могла лишь переставлять ноги, стараясь не споткнуться. Слабость в ногах не исчезала, а музыка казалась раздражающе громкой.

– Все это – благодаря тебе, – сказал ей король. – Без тебя… я даже не представляю, кого бы я мог послать в Англию вместо тебя.

– Для меня большая честь слышать такие слова, – произнесла Генриетта, стараясь не запнуться.

Особенность танца заключалась в том, что кавалеры несколько раз меняли своих партнерш. Через какое-то время рядом с Генриеттой оказался Филипп.

– Его величество сегодня настроен льстить, – сказал ей муж.

– Почему ты так говоришь? – спросила Генриетта, облизывая пересохшие губы.

– Потому что я знаю его. А он знает тебя.

Партнеры опять поменялись. Рядом с Генриеттой снова был Людовик. Он кружил ее, заставляя кружиться и ее голову. Генриетта изо всех сил старалась не потерять нить разговора.

– Одно то, что ты – на моей стороне, придает мне силы, – признался король.

Лоб Генриетты вспотел. Ее начинало мутить.

– У вас… у тебя много советников, которые умнее и опытнее меня.

– Но ты для меня значишь гораздо больше, чем любой из моих советников.

На новой смене партнеров Генриетта даже закрыла глаза. Мелькание масок, шелест платьев и смех грозили лишить ее сознания. По движениям Филиппа она почувствовала, что мужу вовсе не хочется танцевать. Его голос был напряженным. Наверное, таким же было и лицо под маской совы.

– Он тебя больше не любит, – уверял ее Филипп. – А ты все мечтаешь услышать его шаги по коридору и полуночный стук в дверь.

Генриетта не ответила.

– Ты была и остаешься моей первой любовью, – говорил ей Людовик. – Кто бы ни был рядом со мной, часть меня всегда с тобой.

– Он тебя поманит, пообещает что-нибудь и оставит наедине с пустыми надеждами, – твердил Филипп.

– Из тебя получилась бы замечательная королева, – не скрывал своего восхищения Людовик.

– Ты для него превратилась в марионетку, – не скрывая раздражения, бросил ей Филипп.

Казалось, этот менуэт никогда не кончится. Музыка становилась все более дисгармоничной. Зал раскачивало, как палубу корабля. Слова Людовика и Филиппа слились воедино. Генриетта едва держалась на ногах. Зал превратился во вздымающееся море, волны которого грозили увлечь ее в пучину. Генриетта попыталась заговорить и даже закричать, но звуки застряли у нее в горле. Огни начали меркнуть. Генриетта рухнула на пол.

Апартаменты, отведенные Рогану во дворце, были тесноваты, но зато обставлены со вкусом и роскошью. Последней он был обязан Людовику. Прекрасная кровать с прекрасной периной, изящный письменный стол, не менее изящный обеденный стол, мягкие стулья, очаг, где всегда лежали дрова. Полки украшали часы и фарфоровые статуэтки. На стенах висели портреты Людовика и нескольких королей прошлого.