Король остановился возле постели, глядя на брата.

– Мне докладывали, что после ужина он выпил девять кружек туринского розолио.

– Да, – подтвердила Генриетта. – И еще три по возвращении сюда. И мгновенно заснул.

Людовик склонился над братом, участливо глядя на храпящего Филиппа.

– Когда он спит, он снова чувствует себя ребенком.

– Во сне мы все возвращаемся в детство, – сказала Генриетта.

Филипп вдруг открыл глаза. Из горла вырвался хриплый крик. Протянув руку, он схватил Людовика за горло и издал боевой клич, считая, что находится на поле брани. Людовик сдавленно вскрикнул. Гвардейцы поспешили на помощь королю. Наконец до Филиппа дошло, кого он держит за горло. Он разжал пальцы. Людовик поспешил отойти подальше и встал, растирая горло.

– А-а-а, это ты, – пьяным, усталым голосом произнес Филипп. – Мой брат. Волшебник.

– Волшебник? – хмуро переспросил Людовик.

– Ее английский брат, – Филипп указал на Генриетту, – вступил в союз с двумя королями. Этот союз направлен против тебя. Готовься к зимней кампании, что означает полуголодных солдат и нехватку фуража. Дороги зимой сам знаешь какие. Только ты мог подписать договор о прекращении боевых действий и назвать это победой.

Людовик печально покачал головой:

– Брат, ты проспись, а утром мы поговорим.

– Лучше сейчас, – возразил Филипп. – Вряд ли я завтра проснусь.

– Ты до сих пор не дал официального ответа на наше приглашение. Я все же полагаю, что ты будешь присутствовать на торжестве.

Филипп поднялся и сел на край кровати. Рука потянулась к полупустому бокалу с вином, который стоял на ночном столике.

– Так точно, ваше величество. Я всегда выполняю приказы моего начальства.

– Сегодня можешь пить сколько влезет, – разрешил Людовик. – Но я не хочу, чтобы нечто подобное повторилось во время нашего празднества, иначе ты испортишь нам все веселье.

– Я найду чем себя увеселить. Помню, брат, ты всегда говорил: «Нет большей доблести, чем умереть за своего короля и свою страну». Мой собственный опыт вынуждает меня с тобой не согласиться. Должен тебе сказать: величайшая доблесть состоит в том, чтобы жить.

Филипп поднял бокал, словно чокаясь с братом, и залпом допил вино.

Герцог Кассельский считал Тома погибшим. Однако его верный головорез был жив, хотя и находился без сознания. Тома все еще лежал в кухне Массона. Культю отнятой ноги ему прижгли, чтобы остановить кровотечение. Массон сидел на прежнем месте, беспокойно пощипывая кожу на костяшках пальцев. Фабьен Маршаль поглядывал то на Клодину, то на раненого. Клодина сознавала, какая опасность ей грозит, если человек на столе вдруг умрет.

Но веко Тома дрогнуло. Он стал кашлять, потом застонал, моргая единственным глазом. Он вдруг понял, где находится и какая смертельная угроза над ним нависла. Поманив Клодину, он прошептал:

– Прошу вас, помогите.

Фабьен наклонился, разглядывая пленника.

– Потрясающе, – сказал он. – Пожалуй, я назову этого красавца Лазарем. А вас, милая девушка… пока даже не знаю, как вас назвать.

Маршаль прошел к ящичку с медицинскими инструментами и взял скальпель.

– Кто этот человек? – спросила Клодина. – Что он вам сделал?

Фабьен прихватил скальпель и вернулся к столу, повернув лезвие так, чтобы оно отражало свет масляной лампы. Тома зашевелился, пытаясь встать, но Маршаль крепко придавил его к столу.

– Он ничего не сделал. И ничего не сказал, – запоздало ответил глава полиции на вопрос Клодины.

– Не портите мою работу… – начала было Клодина.

– Тихо! – шикнул на нее Фабьен.

Он наклонился к Тома, держа скальпель у самого лица разбойника.

– Шарлотта Партене умерла у меня на руках. Это ведь ваш мушкет оборвал ее жизнь?

– Я ее не убивал, – сказал Тома.

– Но вы там были. Кто убил девочку?

– Я не видел!

– Значит, вы не видели. Или не желали смотреть. В таком случае и глаза вам не нужны. От одного вас уже избавили. Сейчас я уберу и второй.

С этими словами Маршаль вонзил скальпель в глазницу уцелевшего глаза Тома. Тот закричал и задергался. Фабьен неторопливо вырезал глаз и подал Клодине.

– Пополните вашу коллекцию, – сказал он оторопевшей от ужаса девушке.

– Сохраните ему жизнь! Пожалуйста! – взмолилась Клодина.

– Обещаю. Я всего лишь хочу получить от него ответ на простой вопрос.

– Дайте слово! – потребовала Клодина.

– Даю вам слово. Я сохраню ему жизнь.

Фабьен вновь склонился над Тома. Веки раненого двигались над окровавленными пустыми глазницами и казались совершенно лишними. Изо рта сочилась слюна. Тома стонал и всхлипывал.

– Кому ты служишь? – спросил Маршаль.

– Королю, – с трудом ответил Тома.

– Мы все служим королю. Но кто твой господин? Кому ты приносил клятву верности?