– Что получит семья повесившегося?

– Ничего, поскольку он сам себе причинил вред.

– Пусть его родным заплатят.

– Это утешит его семью, но не уменьшит злости его товарищей.

Людовик подошел к большому глобусу, стоявшему у окна. Пальцы короля легли туда, где располагалась Европа.

– В тридцать лет Александр Македонский создал империю, простиравшуюся от Греции до Индии. Но не будь у него сильной армии, царь Дарий сбросил бы его в море. Мы отвоевали земли Испанских Нидерландов. Вскоре мы обратим наш взор на Голландию. Мы выгодно торгуем с королем Аннабы. Мы покорили даже Кассель. И я не позволю, чтобы какой-то строитель, которому вздумалось повеситься на лесах, столкнул меня в море. – Людовик обвел взглядом всех своих министров. – Прикажите строителям вернуться к работе.

Герцог Кассельский вновь оказался в ненавистном ему Версальском дворце и сейчас шел с Бонтаном по дворцовому коридору.

– Король будет рад увидеть вас, – говорил Бонтан. – Его величество предлагает всем дворянам финансовое послабление. Тем, кто пожелает построить дом вблизи дворцовых земель, он простит все долги, сколь велика ни была бы сумма этих долгов.

– Тогда я немедленно возьмусь за подготовку к строительству, – ответил герцог.

Обида, затаенная на короля, не мешала герцогу оценить размах и роскошь помещений: высокие сводчатые потолки, искусную лепнину, позолоту, сверкающие люстры и изысканную мебель.

– А пока, – продолжал Бонтан, – мы постараемся с должным удобством разместить вас во дворце.

Они подошли к двери в самом конце коридора. Бонтан отпер ее ключом. Герцог Кассельский увидел крошечную комнатку с деревянной скамьей, грубо сколоченным столом и единственным маленьким окошком.

У него вытянулось лицо.

– Вы не ошиблись дверью? По-моему, вы привели меня в какую-то кладовку для хранения метел.

Бонтан кивнул:

– Думаю, раньше здесь действительно хранились метлы… Добро пожаловать в Версаль.

Герцог Кассельский вошел внутрь. Бонтан закрыл дверь. Герцог отказывался верить своим глазам. Пока он стоял, оглядывая стены, с потолка ему на голову упало несколько капель воды. И эта каморка станет его новым домом? Он стиснул кулаки, присел на скамейку, но тут же снова вскочил.

На полу что-то зашелестело. «Только еще мышей не хватало!» – сердито подумал герцог. Он наклонился. Это была не мышь, а письмецо, подсунутое ему под дверь. Над печатью стояла буква «h».

Точно такие письма – плотно сложенные, запечатанные воском и помеченные буквой «h» – тайно передавались из рук в руки под карточным столом, опускались в седельные сумки и вкладывались между страниц Библии. Все это делалось с исключительной тщательностью и осторожностью, чтобы послания попали именно нужным людям.

Королевский камердинер расправлял складки на камзоле Людовика. Бонтан открыл дверь, впустив Марию Терезию и Луизу де Лавальер. Королева наградила Луизу ободряющим взглядом, но та молчала, не решаясь поднять глаза.

– Мадам де Лавальер, для ваших лошадей запросили дополнительный фураж. Вы никак куда-то собрались? – спросил король.

– Ваше величество, Луиза просит освободить ее, – сказала Мария Терезия.

– Освободить? От чего? – спросил король, знаком отпуская гардеробмейстера.

Луиза медленно опустила шаль, показывая спину, исполосованную шрамами.

– От пытки, ваше величество, – прошептала она.

– Похоже, никто вас не пытает, кроме вас самой.

– Луиза жаждет, чтобы ей позволили удалиться в монастырь, – сказала королева. – Она достаточно настрадалась.

– Подумать только! Сколько ни даешь моим придворным, им все мало. И вечно они чем-то недовольны.

Людовик подошел к столу, на котором стоял золоченый канделябр. Пламя свечей рисовало красивые узоры. Король углубился в их созерцание.

– Ваше величество, я любила вас, – прошептала Луиза.

– И я вас любил. Когда-то, – ответил Людовик. – Но у всех историй должен быть конец.

Его пальцы сомкнулись на язычке пламени. Свеча погасла.

– Я могу уехать? – спросила Луиза.

– Это ваш дом, мадам, – ответил король, поворачиваясь к ней. – Это наш общий дом. Я не позволю вам уехать.

– А мой сын? – взмолилась Луиза. – Наш сын – Луи де Бурбон?

– За ним присматривают?

– Да. В Париже.

– Я помню свои обещания. Ничего не изменилось. Ваш сын – дитя Франции, что бы ни случилось.

Людовик вышел. Луиза отрешенно смотрела на канделябр. И вдруг свеча, погашенная королем, вспыхнула сама собой. Боясь вскрикнуть, Луиза зажала рот рукой. «Неужто Господь все это видел? Поможет ли Он мне?»

В гостиной Филиппа Орлеанского, вальяжно развалившись в кресле, Шевалье читал «Газетт де Франс».

– Нет, ты только подумай! – воскликнул Шевалье. – Герцог и герцогиня Вьерзонские сообщают о скором бракосочетании их дочери Дельфины и маркиза Ажена. Бедняжка.