Шрифт:
Подойдя к его избе, огороженной высоким остроконечным забором, княжеские приставы стали стучать в массивные дубовые ворота. Огромные сторожевые псы зажиточного Гордея бешено залаяли, звеня цепями и пытаясь броситься на непрошеных гостей. Сам Гордей Боревич выглянул из избы и, спустившись по ступенькам вниз, подошел к воротам.
– А почему здесь приставы и целое войско? – удивился он, снимая засов и впуская в усадьбу бояр Славко Стойковича и Борила Мирковича. – Неужели началась война?
– Не надо так шутить, почтенный Гордей! – мрачно сказал боярин Славко. – Наш новый князь приказал, а бояре постановили, чтобы ты, известный охотник, вернул в княжескую казну тайно добытое серебро!
– Серебро? – удивился рослый плечистый мужик и, потирая свою черную окладистую бороду, усмехнулся: – Я ничего не утаивал, потому как в эту зиму совсем не ходил на охоту! И мне не указ этот незаконный князь! Пусть докажет, что у меня были доходы!
– Князь тебе не указ!? – возмутился боярин Борил. – Тогда мы тебе указ! Эй, приставы! – заорал он. – Хватайте же этого злодея и тащите его в ту богатую избу!
Три здоровенных бородатых пристава, одетых в легкие бараньи полушубки, выскочили из-за спин бояр и, набросившись на Гордея, повалили его на снег.
– Ах, так! – взвыл брянский охотник. – Эй, Узбек и Мурат, выручайте!
Огромные псы, растянув свои длинные цепи, с хриплым лаем помчались на бояр и, если бы не княжеские дружинники, выхватившие мечи, дело бояр было бы плохо. Но опытные воины одним взмахом зарубили несчастных животных, рухнувших на снег и оросивших его своей ярко-алой кровью.
Визг умиравших псов, вопли напуганного хозяина привлекли внимание жителей соседних изб и усадеб. Перед забором охотника Гордея собралась большая толпа, которая все росла и росла.
Из избы Гордея выбежали полуодетые напуганные жена и уже взрослые сыновья – два рослых светлокудрых юноши. – За что вы схватили нашего батюшку?! – кричали они, размахивая по сторонам тяжелыми топорами. – Ну– ка, отпустите!
– Караул, до смерти убивают! – завопил, воспользовавшись замешательством приставов, вырвавшийся из их рук охотник. – Бегите же в избу, мои дети и славная женушка!
Приставы остановились и молча провожали взглядами убегавших охотника и его домочадцев. – У нас нет сил, чтобы справиться с этими злодеями! – пробормотал самый старший из них. – Пусть же дружина образумит их!
– Давайте же! – крикнул Славко Стойкович, призывая толпившихся у ворот ратников. – Окружайте эту крамольную избу! И если не получим нужного серебра, подпалим ее без жалости!
Княжеские воины вбежали в усадьбу и окружили избу.
– Выходи, бесстыжий Гордей! – крикнул боярин Борил. – И выноси все упрятанное серебро!
Вдруг в это время со стороны вечевой площади ударил колокол, а затем зазвонили колокола всех городских церквей, и Брянск, казалось, зашевелился, загудел.
– Это вече, брат! – сказал боярин Славко своему товарищу. – Пошли-ка мы быстрей в детинец! В городе начался бунт!
– Бежим же, люди мои! – вскричал перепуганный боярин Борил Миркович. – Не надо нам это серебро, теперь нужно спасать свои жизни! – И бояре, забыв о своем преклонном возрасте и обо всем на свете, быстро помчались прочь.
Как оказалось, они вовремя спохватились и едва успели добежать со всем воинством до ворот городской крепости.
Огромная толпа, вооруженная кольями, топорами, вилами, лишь только со стороны казавшаяся медленно ползущей, словно речной поток, наплывала на крепостные ворота.
– Берегитесь! – кричал возглавлявший толпу, самый уважаемый купец города, глава городского ополчения Вершила Мордатович. – Нет вам доверия, продажные бояре! Сидите теперь в детинце и целуйте своего незаконного князя! Мы признаем только настоящего правителя – Дмитрия Романыча!
Бояре Борил и Славко, а за ними прочие представители власти быстро проскочили по подвесному мосту и скрылись в крепости.
Так сорвалась первая пробная попытка добыть княжеское серебро. Город взбунтовался, и князь со своими людьми и боярами оказались в осадном положении.
– Что же теперь делать? – причитал растерявшийся, напуганный князь. – Неужели придется терпеть осаду?
– Пойду к мятежникам, сын мой, и поговорю с ними! – сказал на это брянский епископ Иоанн и, перекрестившись, пошел к городской стене, за которой толпились возбужденные и кричавшие горожане, требовавшие к себе самозваного князя.