– Почему ты плачешь, моя дивная лада? – сказал князь, увидев вошедшую, одетую в простой домотканый сарафан Тешану. – Неужели ты предчувствуешь какое-то горе?

– Я плачу по тому, милый князь, – отвечала красавица, – что чувствую наше горькое расставание!

Князь посмотрел на свою ключницу. – Какая же она красивая! – подумал он: молодая женщина была так прелестна в своем тихом, искреннем горе, что он не мог сказать ей ни слова и растерялся, бормоча какую-то нелепицу.

– Можешь ничего не говорить, мой любимый князь! – сказала Тешана, качая головой. – Разве я не вижу, что делают твои бояре? Я ведь не глуха и не слепа к людской ненависти! Я чувствую зло, исходящее от твоих бояр и слуг! Для меня теперь нет места ни в твоем тереме, ни в городе! Я все понимаю и, как только стемнеет, уйду далеко отсюда!

– Зачем же, моя радость? – сказал, теряя голову, князь. – Я ведь не гоню тебя и готов прожить с тобой до самой смерти! Я теперь понял, что не смогу без тебя жить и не буду слушать наветы черни и злобных попов!

– Это ни к чему! – покачала головой Тешана. – Я сказала, что сегодня же ночью уйду из города!

– И как же ты одна пойдешь в темную ночь?! – воскликнул, краснея, князь. – Я дам тебе телегу с возницей и охрану! Они отвезут тебя, куда пожелаешь…

– Мне ничего не надо, княже! – подняла голову и пристально посмотрела князю в лицо красавица. От этого ее взгляда князя прошиб пот, и его голова пошла кругом. – Благодарю тебя за сладкую любовь и заботу! Я также хочу, чтобы ты был здоров и счастлив, но не в силах остановить судьбу…Прощай же, мой любимый князь и единственный супруг! Я буду любить тебя одного до конца своей жизни и думать только о тебе! А теперь я ухожу! Еще раз прощай, но берегись! – И она, склонив голову, медленно пошла к двери.

– Прощай же, любовь моя! – пробормотал потрясенный, окаменевший от горя, князь.

Наутро княжеский терем огласился веселым говором бояр и пришедших к князю на совет городских священников.

– Наконец-то наш пресветлый князь прогнал ту коварную ведьму! – радовались они. – Об этом надо немедленно сообщить всему городу! Значит, наступает конец нашим тяжелым испытаниям, и скоро сам Господь спасет нашу землю за такую праведность!

Но через три дня болезнь пришла и в княжеский детинец. Совершенно неожиданно заболел и слег от жара самый старый боярин Борил Миркович. Вслед за ним захворали его жена и слуги. Они, измученные недугом, лежали в своем тереме и даже не узнавали пришедшего к ним епископа. – Надо помочь этим больным, – сказал владыка и послал за монахами в Петропавловский монастырь. – Пусть рядом с ними побудут сиделки!

Но сиделки не помогли и престарелый боярин Борил, его жена со всеми домочадцами вскоре умерли. А затем смерть посетила и остальные терема брянских бояр.

Князь, узнававший каждый день о все новых и новых жертвах беспощадной болезни, совершенно растерялся. А когда к нему прибежали слуги из терема его покойной жены и доложили о болезни Ярины, ее маленькой дочери и беременной Дубравы, он, забыв обо всем, кинулся к ним, надеясь на чудо. Но чуда не произошло. В одной светлице, лежа рядом на большой княжеской постели, стонали его прелестные возлюбленные, сгорая от жара и страшно мучаясь.

– Вот и кровь пошла! – бормотал князь, глядя, как монахи отирают большими холщовыми тряпицами лица умиравших. – Значит, нет им спасения! Вот чего стоило изгнание Тешаны! Теперь некому спасать нас, несчастных!

– Ох, батюшка, любимый мой князь! – крикнула вдруг, широко раскрыв рот, изуродованная болезнью, багровая Ярина. – Прощай! У меня больше нет сил против этой ужасной хвори! Нет нашей Тешанушки! – Она выпучила глаза, высунула желтый, как яичный желток, язык и, дернувшись всем телом, окаменела. В мгновение лицо молодой женщины почернело и превратилось в жуткий сгусток страдания.

– Господи, спаси меня! – завопила, извиваясь в агонии и исходя кровавой пеной Дубрава. – Какие невыносимые страдания! – Она оскалила зубы и тоже окаменела, почернев лицом.

– Уходи же отсюда, славный князь! – сказал один из монахов, накрывший лица умерших платками. – Нечего тебе смотреть на эти страшные лица и вдыхать смрадный воздух!

Князь вернулся в свой охотничий терем и сразу же, не задумываясь, прошел в опочивальню. От увиденного у него кружилась голова, а перед глазами стояли оскаленные лютой смертью лица его покойных возлюбленных. – Я не хочу жить после всего этого! – подумал он и, повернувшись к бревенчатой стене лицом, забылся тяжелым, мучительным сном.

Наутро князь уже не мог встать со своего одра: его руки и ноги не действовали! Он безучастно лежал, глядя печально вверх и не видя метавшихся вокруг него слуг, бояр и монахов. – Сын мой, сын мой, очнись! – говорил сидевший рядом с ним, горевшим от жара, брянский епископ. – Твоей жизни ничто не угрожает! Многие наши больные выздоравливают! Мы отмолим тебя у нашего Господа!

– Не надо! – вдруг громко сказал, как бы проснувшийся на мгновение, Дмитрий Романович. – Я уже слишком стар, чтобы держаться за свою жизнь! У меня теперь нет ни сил, ни желаний…Я лучше уйду к своей верной супруге Аксиньюшке! Я вижу ее ангельское лицо и славлю Господа! Я чувствую благодать и освобождение от моей тяжелой жизни! – Он замолчал и вытянулся на своем смертном одре. Глаза умиравшего закрылись, лицо окаменело и почернело.

– Наш князь, славный Дмитрий Романович, скончался! – зарыдал, падая на колени перед покойным, верный княжеский боярин Кручина Миркович.

– Прости же, Господи, грехи раба твоего, – пропел, роняя слезы, брянский епископ, – и унеси его добрую душу в райские кущи! А нам, несчастным сиротам, дай свою защиту и нового надежного князя!