Дмитрий Романович, слушая купцов, страшно переживал.

– А как же Сатай, старший сын Кавгадыя? – спросил он купцов. – Неужели и его постигла отцовская судьба?

Но купцы ничего не знали ни о Сатае, ни о его «судьбе».

Князь Роман Глебович, собираясь в Орду, пытался отговорить сына от поездки.

– Татарский царь, видимо, ничего о тебе не знает, – твердил старый князь сыну, – и нет никакой необходимости ехать тебе в Сарай! А если государь обо всем проведает, тогда ты отправишься на верную смерть! В этом случае наш славный Мирко пойдет к своему вельможному знакомцу и уговорит его помочь тебе. А тот объяснит молодому царю, что ты не грабил тех несчастных купцов и не упивался их богатствами!

– Так уж не упивался! – подумал князь Дмитрий. – Разве я не брал дорогое ожерелье? – Его жена княгиня Ксения была просто счастлива, когда он привез ей из Орды драгоценный подарок и каждый день носила сверкавшее ослепительными искрами украшение, любуясь его отражением в серебряном византийском зеркале, также подаренном ее супругу Сатаем. Сразу же забылись ее былые обиды и супружеские измены молодого князя. – Мой Дмитрий очень любит женок, – рассудила княгиня, – но ни одной из них не пожаловал такого сокровища!

Молодая княгиня успокоилась. – Пусть себе щупает разных девок, – решила она, – зато я избавлена от грехов и хлопот! Не будет новых горестей! Ведь так тяжело терять малых детей! – Княгиня глянула на свою пятилетнюю белокурую дочь Елену, игравшую с большим пушистым игрушечным медведем, которого смастерил княжеский плотник Пучко, славный мастер, умевший делать едва ли не все, и смахнула набежавшую слезу. За годы супружеской жизни она уже потеряла троих детей, умерших в самом младенчестве и болезненно переживала каждую смерть. Молодой князь Дмитрий тоже страдал от этого и, возможно, потому избегал, порой, близости со своей супругой. Когда родилась красивая девочка, окрещенная Еленой, все боялись, что и ее постигнет судьба несчастных младенцев. Но, к всеобщей радости, девочка оказалось достаточно крепкой и вот теперь, радуя мать, весело лепетала.

Князь Дмитрий ежедневно встречался со своей женой на утренней трапезе. Но в остальное время она его почти не видела: молодой князь занимался повседневными делами, часто пребывал вместе с отцом на княжеских судах и советах, где восседал по правую руку от отца в таком же большом княжеском кресле, выслушивая тяжущихся или высказывания бояр. Старый князь Роман готовил своего сына на брянский «стол», и тот, фактически, был соправителем отца, порой, даже замещая его при необходимости.

Вот и теперь князь Роман хотел оставить вместо себя в городе не воеводу, но сына.

Молодая княгиня, узнав о готовившейся поездке князей в Орду, тоже очень не хотела, чтобы ее супруг уезжал. – Зачем вы едете вдвоем? – возмущалась она за утренней трапезой. – Ведь твой батюшка отвечает за удел, а не ты! Неужели это так необходимо?

– Мой батюшка стар, – отвечал тогда князь Дмитрий, глядя на сверкавшее разноцветными камнями ожерелье. – Неизвестно, как он один доберется до Орды! Мне стыдно отставлять престарелого отца без помощи! А дружина и слуги – это не сын! Однако ты бы спрятала, Аксиньюшка, эту красивую вещицу! – он указал рукой на ожерелье. – И одевала бы ее в праздничные дни! Не дай Бог, увидит это богатство какой-нибудь недобрый глаз и навлечет на нас тяжкую беду! Вот вернусь домой из далекой Орды, тогда и носи этот подарок без опасности!

Княгиня перекрестилась и, наклонив голову, стала снимать с себя ожерелье.

– Хорошо, что это не видел батюшка! – подумал, успокоившись, князь Дмитрий. – Он бы тогда ни за что не взял меня с собой!

Князю-отцу он же ответил достаточно спокойно и убедительно. – Я не привык прятать свою голову от опасностей, – молвил он. – Если будет нужно, я сам расскажу царю всю правду о том разбойном деле! Государь скорей поверит мне, очевидцу, чем тебе! Кроме того, он может подумать, что я скрываюсь от его гнева за брянскими стенами!

Старому князю нечего было возразить на это, и вот они поехали к татарам.

Середина мая была хорошим временем для поездки. Уже не было холодно, как ранней весной, да и жара не одолевала. Дорога была опасной, полной неожиданностей, поэтому тяжелые железные кольчуги и броня не снимались до самого Сарая. Ехали по привычной для них дороге – сначала на юго-запад, в сторону Чернигова, а затем уже поворачивали на юг. Две сотни отборных княжеских дружинников охраняли князя и обоз, в котором везли серебро и меха – ордынскую дань и подарки хану, его женам и приближенным.

Двигались не спеша и только днем. Ночью отдыхали, выставив охранение и, хорошо выспавшись на устланных мягким войлоком телегах, отправлялись поутру дальше. Строгая дисциплина была обязательна для воинов и неукоснительно соблюдалась. Малейшая утрата бдительности грозила гибелью каравана и его разграблением. Летучие татарские отряды не один раз появлялись перед брянскими воинами, но, видя их хорошую выправку и готовность в любой миг дать отпор, малочисленные степные хищники даже не пытались их дразнить, выпуская наугад стрелы, а лишь прицокивали языками и, что-нибудь прокричав, также внезапно исчезали, как появлялись.