Помню такой эпизод из своего раннего детства. Кажется, что мне было тогда 4 или 5 лет. Мама нас редко оставляла у бабушки, разве что в очень экстренных случаях, когда ей, бедной, деваться уже было некуда. Например, если надо было поехать на какую-то неплановую учебу в Екатеринбург или еще что-то в таком роде. Ну, так вот, помню, что было лето, и мама нас привезла к бабушке. Я с вечера знала, что мама утром уедет. К маме я была привязана с самого детства. И, наверное, еще больше от того, что была младшей в семье. И дня в своей жизни не мыслила без нее. Всегда очень скучала по ней и рыдала в разлуке без нее даже уже в своей взрослой жизни. А что там говорить о маленькой девочке? Ну, так вот, я помню, что весь вечер мамуля просидела со мной, много чего мне рассказывала, пока я не уснула. А утром, когда я проснулась – жизнь в доме уже кипела, и самое главное – это то, что мамули уже в доме не было. Я помню, что я очень горько плакала, когда это обнаружила, и никак не могла успокоиться. Я чувствовала себя такой несчастной и одинокой. И, видимо, в доме никого из моих братьев и сестры не было. Я уверена, что непременно кто-то из них ко мне бы подошел и пожалел. Наташа бы непременно бы не оставила меня такой рыдающей навзрыд в моем таком большом детском горе. Да и Дима – тоже. Он всегда плакал в детстве рядом, когда плакала я. Помню, как подсаживался ко мне и плакал. И я тоже плакала, когда плакал он. Ну, так вот, вернемся в бабушкин дом. Я так отчаянно плакала и причитала: «Ма-мочка-а-а-а, любимее-е-е-енькая-я-я-я, где ты?!», но ко мне так никто и не подошел. Я хорошо помню, что на кухне была бабушка и она там звенела кастрюльками, но почему-то ко мне она так и не подошла… Хотя думаю, что моему детскому сердцу в тот момент не так уж и много было надо – просто, чтобы кто-то обнял и успокоил. Мне, наверное, даже было проще, если бы она сказала строго: «Таня, прекрати реветь. Мама уехала». Но бабушка не сказала ни слова. Просто как-то отстранилась и все. И вот сейчас я вспоминаю эту ситуацию и нахожу одно лишь объяснение в бабушкиной такой холодности – это ее чрезмерная усталость от жизни, ее изнуренность и изможденность. Я действительно не помню, чтобы она когда-то улыбалась и тем более – смеялась. Может быть, слишком редко мы виделись. Хорошо помню платьице и книжку, которые подарила мне бабушка на день рождения. Оно было такое беленькое в горошек, шелковое, с рукавами – фонариками. Я очень его любила. Оно и действительно было нарядным. А книжка была очень трогательная – про куницу. А Диме бабушка подарила книжку про попугая Жако. Мы все очень любили эту интересную историю про смешного говорящего попугая, который всех гостей в доме спрашивал: «Чаю хочешь? Как поживаешь?» А гости, думая, что с ними разговаривает хозяин, отвечали: «Да, не откажусь от стаканчика чая. Хорошо поживаю». Но проходило время, и тот же голос опять спрашивал то же самое. И так по кругу. Не трудно догадаться, чем же заканчивалась эта смешная книжка. Мы очень ее любили. И у нас в семье всегда существовала эта присказка: «Чаю хочешь? Как поживаешь?». А еще у нас осталось очень много поздравительных открыток от бабушки с самыми разными праздниками. И даже нас, совсем тогда малышей, которые и читать еще толком не умели, она не забывала поздравлять со всеми праздниками. У меня осталось от нее несколько открыток именованных лично мне. И эти особые подарки и открытки мы с любовью хранили в память от бабушки. Они стали по-особому дороги нам, когда ее не стало.

А не стало ее, когда нам с Димой было по 7 лет. Трагически и неожиданно оборвалась ее жизнь – бабушку сбило поездом за 10 дней до нового 1981 года. Это было в тот момент, когда мы все приехали в Верхотурье на день рождения нашей тети Риты – маминой сестры. Мы все собрались у тети Риты дома. И я помню, что бабушка засобиралась к себе домой. Ее еще все отговаривали, чтобы осталась. Уж и не знаю почему, но она все же решила уехать. А ехать надо было либо на автобусе, либо на поезде – всего одну остановку. Бабушка ушла. И никто из нас и не мог подумать, что больше мы ее не увидим. Выходные закончились, и мы снова вернулись домой в Серов. А потом маме позвонили на работу и вызвали к телефону. Там ей сообщили, что бабушку сбило поездом. Мамуля первой уехала на похороны, а мы подъехали на следующий день. Я немного смутно помню все эти печальные события. Я еще тогда сама была мала. Помню, что больше всего мне было жалко мамочку. Я впервые увидела, как она плакала. И вообще впервые увидела, как плачут мои взрослые дяди и тети. Мне бабушку, конечно, тоже было жалко, но маму почему-то больше. А на бабушку мне было страшно смотреть. Ее, бедной, сильно досталось. Не буду, конечно, здесь все это описывать, но следы этой ужасной трагедии были очень отражены на ее лице – оно было все в синяках. И бабушка была просто неузнаваемой. По крайней мере для меня, 7-летней девочки. А случилось все так, что бабушка стояла на путях той самой станции, где жила наша тетя Рита. И мимо проходил товарный поезд, который не останавливался на этой станции. Была зима, и бабушке особо-то некуда было отойти от дороги, разве что совсем в сугробы. Ну, в общем, то ли она отошла не достаточно далеко от поезда, но одним словом, ее засосало воздушной тягой под колеса. И еще протащило. А в это время наш дядя Валера пошел на улицу курить, и увидел, что остановился товарный поезд. И он еще удивился, мол, чего это товарняк тут встал. А он вот и встал из-за нашей бедной бабушки. Но это все мы узнали уже потом. Бабушка в тот день домой не вернулась. Дед ее не потерял, поскольку подумал, что она с нами у тети Риты осталась. А хватились ее только через пару дней, когда закончились выходные, и она не вернулась. Подали в розыск и нашли ее уже, к сожалению, в морге… Очень печальная история. Бабушке было тогда всего 61 год. Всех эта беда очень подкосила. Дед сразу осиротел. Что не говори, а дом держался на бабушке, поскольку дед-то сильно выпивал, а после ее смерти так вообще трезвым был редко. И мамин родительский дом стал прямо на глазах разваливаться, поскольку не стало в нем главной хозяйки – нашей славной бабушки.

К сожалению, мы так мало знаем о мамином и папином знакомстве, о том, как протекал их роман. Все какими-то отрывками-урывками. Мамуля особо не рассказывала об этом, а папа и сейчас не рассказывает. А я и не лезу в душу. А ведь это так важно для детей – знать о тех чувствах, которые когда-то испытывали их родители друг к другу.

К счастью, сохранилась тетрадка с папиными стихами и письмами для мамы. Я ее трепетно храню. Что-то, к большому моему огорчению, уже стерлось, поскольку было написано простым карандашом, а что-то, написанное чернилами, еще очень хорошо читаемо. Так вот, именно из этой тетрадочки я и узнала историю маминого и папиного знакомства. В этой чудесной тетрадке столько любви и тепла, столько нежности! Очень приятно, что папа так мог любить нашу драгоценную маму. Для него мамочка была Акчонел (Леночка в обратную сторону), Акдубазен (Незабудка), голубка и много других ласковых слов можно прочитать в обращении к ней. Именно из этого сборника, где есть и проза, я узнала обстоятельства их знакомства. Когда читала все это, то поймала себя на мысли, что очень много во мне от папы. И даже манера изложения мысли такая же. Ниже привожу лишь некоторые отрывки. Не очень личные, на мой взгляд. Такие, какие имеют право быть обнародованными. Чего же им лежать в забвении? Начну с прозы. Написано папой – Вайдуковым Леонидом Маркеловичем.

Я очень – очень признательна папе за то, что когда-то, десятки лет тому назад, он запечатлел эту замечательную историю на бумаге, в виде художественного рассказа. Я так рада, что она сохранилась на бумаге и дошла до нас. Благодарна мамочке, что она сохранила эти тетрадные листочки. А теперь все эти записи храню я. Как семейную реликвию.

Сразу хочу сказать, что имена главных действующих лиц здесь изменены. Такова была задумка папы. Его рассказ – его воля писать, как ему видится. Не трудно будет догадаться при чтении, что Наташа – это наша мамочка, а Андрей – это папа. Я получила огромное удовольствие, когда прочитала эту «лавстори». А прочитала ее впервые вот только сейчас, при написании этой книги. Здесь мамочка открывается нам совсем с другой стороны, с какой мы и не могли ее знать, ведь нас тогда еще и не было.

Печатаю без изменений. Уверена, что и вы получите удовольствие от этого рассказа! Итак, начинаем…

Неужели это конец? – думал я, глядя вслед уходящему пассажирскому поезду. Неужели все кончено!? А еще совсем недавно, всего лишь день назад все было так хорошо! Без умолку говорили, пели и радовались. Только не танцевали, не было музыки, но нам и без этого было весело. А вечером бродили по тихим улицам поселка, говорили мало и каждый думал о своем. Хорошо идти с любимым человеком, держа его руку в своей руке, и слышать, как скрипит снег, смотреть, как падают легкие снежинки и ни о чем не думать. Хочется только идти и идти… И я перебирал в памяти все мелочи, начиная с того, как впервые встретился с Леной. И это было не очень давно, прошлым летом. И пусть пройдет много лет, но я этого не позабуду. Жил я тогда на тихой железнодорожной станции, а работал в лесу за 25 км. По настоящему я жил в лесу, а домой ездил только за продуктами, чтобы снова уехать в лес на неделю. Пятнадцать километров нужно было ехать на поезде, а потом еще 10 километров пешком. Продукты доставляли на поезде, а сами добирались пешком. Все было как всегда. Я стоял в тамбуре и ждал, когда закончится посадка. Мне нужно было сходить. Как вдруг увидел среди знакомых входивших пассажиров стройную красивую девушку. Не знаю отчего, но у меня при ее появлении так застучало сердце, что, казалось, стук его слышат все. Это была Лена. Кто же эта незнакомка? Я еще не совсем успел разглядеть ее, но знал, что это —любовь. Знал, что о ней я буду думать все десять километров, знал, что долго вечерами не смогу заснуть. Это была новая учительница. И во что бы то не стало, я решил познакомиться с ней. План знакомства был разработан и составлен с товарищем по работе – колей. После обсуждения план был принят и мы с решительностью и смелостью направились его осуществлять. Был сентябрьский, прохладный и темный вечер. Коля шел с фонариком. Мы, предчувствуя успех разработанного до тонкости плана, торопились. Но чем ближе подходили мы к школе, тем меньше было решительности, тем медленнее шли. И почти совсем у школы Коля остановился. Мы должны были пройти возле школы, громко разговаривая. И Коля должен был, как бы нечаянно, посветить по окнам фонариком. «Лена должна выйти» – уверял меня Коля, – девчата всегда в таких случаях выходят». «Ну, а если не выйдет?» – возражал я. «Тогда пройдем еще раз, и уж тогда-то любая девчонка выскочит. Ты не беспокойся, а надейся на меня, я не подведу» – убеждал меня Коля.

Но тут возле самой школы он почему-то остановился.

– Что, фонарик заел? – спросил я шепотом.

– Нет, – ответил мне Коля и тоже шепотом.

– Так пойдем, – прошептал я.

– Знаешь, Андрей, может быть, когда-нибудь в другой раз это сделаем, сегодня что-то прохладно. Начнем разговаривать, увлечемся, и, чего доброго, простынем, – шептал Коля.

Я так и знал. Коля струсил. И все-таки мы пошли. Шли чуть не на цыпочках, не глядя на окна и не разговаривая. А когда прошли, оглянулись, и, не сговариваясь, сели на скамейку у забора возле какого-то дома. Я молчал, я был взволнован. Коля тоже о чем-то думал. Успокоившись, я спросил: «Почему ты не светил фонариком?» «А я забыл про него» – ответил Коля. «Эх ты! – начал я стыдить его, – а еще говорил: Не беспокойся! Надейся на меня! Я не подведу!»

– Пойдем второй раз, сейчас я обязательно посвечу, – убеждал и оправдывался Коля.

Зная скромность и стеснительность Коли, я взял на себя художественный свист какой-нибудь современной и популярной песенки, когда мы будем проходить возле окон школы, так как разговора с Колей не добьешься. «С него хватит итого, если он посветит,» – думал я. И мы сделали второй заход. Метров за 200 я начал лихо насвистывать мелодию из кинофильма «Там, где заканчивается асфальт», подбадривая Колю. Коля же проворно кидал лучи фонарика по сторонам, представляя, как будет светить по окнам. Но чем ближе я подходил, тем тише становился мой свист. А когда до школы осталось шагов тридцать, я совсем перестал свистеть, думая, что хватит и того, если посветим по окнам фонариком. И у Коли уже неуверенно светили лучи фонарика по сторонам, а когда совсем подошли, фонарик потух.

– Свети! – прошипел я.

Коля включил фонарик и, как мне показалось, зажмурился, скользнул лучом по крыше школы и, не глядя на окна, прибавил шаг. Я не отставал. И мы не заметили, как уже бежали. Даже, если бы Наташа и вышла, нас там бы не было. Третий раз идти было бесполезно. И Коля ушел. До ночного поезда было еще долго. И я решил действовать один. Но ничего, кроме, как пройти мимо школы, я не мог придумать. Но уже после десятого захода я глядел на окна. И каждый раз, проходя, думал: это последний виток, а то побью рекорды космонавтов. Но, пройдя, снова шел. И так до самого поезда.