Через пару месяцев он возглавил ГКЧП и был арестован.

Часто я встречал и Тяжельникова. Помню, примерно через неделю после смерти Брежнева я был в ЦК партии на совещании в отделе пропаганды. Тяжельников был тогда заведующим отделом. Он вел совещание, чувствовал себя уверенно. Я перекинулся с ним парой слов.

Когда я пришел домой, мне позвонил приятель и сообщил:

— Тяжельникова сняли.

Я не поверил:

— Час назад я видел его в ЦК, он нормально работал.

На следующий день я узнал, что Тяжельникова действительно сняли.

Потом через месяц он подошел ко мне в вестибюле МИДа:

— Ты тут все знаешь. Проводи меня до отдела.

Я уже знал, что его назначили послом в Румынию, и по дороге в отдел отвечал на его вопросы о МИДе.

Потом я часто встречался с ним на совещаниях.

Я провожал в Рим нелегала, выпускника нашей комсомольской школы. Все надлежащие документы мы ему подготовили. В римском аэропорту офицер пограничной службы, сочувствующий компартии, должен был поставить штамп, удостоверяющий его прилет 21 августа не 1968, а 1967 года. Таким образом, год пребывания в СССР для властей его страны должен был остаться незамеченным.

Пассажиры прошли в самолет, но самолет не двигался. Час, потом другой. Я начал волноваться, спустился к начальнику пограничной службы:

— Вы понимаете, как нам важно, чтобы самолет улетел вовремя!

Он все понимал, но:

— Приказ держать самолет пришел с самого верха.

Из окошка его кабинета я видел этот самолет.

Мы продолжали разговаривать. Вдруг он показал на окно:

— Смотрите.

Из только что подрулившего небольшого самолета вышли два человека. Я их узнал: Дж. Наполитано, тогда второе лицо в итальянской компартии, ныне президент Италии, и заведующий иностранным отделом ЦК КПСС Б. Пономарев. Наполитано почти бежал к самолету на Рим, Пономарев спешил за ним, что-то пытался ему сказать, тот просто отмахнулся и поднялся по трапу не простившись.

В этот день советские войска вошли в Чехословакию.

Многие мои знакомые и далеко не единомышленники были единодушны в поддержке чехов. Помню разочарование после разгрома «Чехословацкой весны». В те дни меня удивила реакция людей, которых я считал консерваторами.

Преподаватель марксизма в комсомольской школе Н. Белоусов, всегда стопроцентно одобрявший все партийные решения, только качал головой:

— Это крах всей системы. Мы надеялись. Мы верили. Теперь я понимаю, что эта система не приспособлена для внутреннего саморегулирования, для самомодернизации. Это означает, что она обречена.

Даже упоминаемый мною выше К. Шалагин выдал в сердцах:

— Теперь вся наша работа — пустая болтовня.

А потом было идиотское празднование столетия со дня рождения Ленина… По словам бывшего секретаря райкома партии Левы Зимина, «в коммунизм теперь не верят даже пионеры».

Местом моей первой заграничной командировки был Алжир. Весной 1969 года я был назначен вторым секретарем посольства. Послом там был тогда Дмитрий Петрович Шевлягин.

Через несколько месяцев после моего приезда Шевлягин скоропостижно скончался от инсульта.

— Похороны — это дипломатическое мероприятие, — объяснил мне консул А. Сорокин и показал мне план работы посольства по случаю похорон. По этому плану я должен был встречать аккредитованных в Алжире послов, которые, как требует дипломатический протокол, должны будут приезжать к нам в посольство, чтобы выразить соболезнование.

Шел дождь, и я встречал послов с большим зонтом в руках. Выходя из машины, они снимали шляпы, я наклонялся к ним с молчаливым приветствием, и капли воды с моего зонта попадали им точно на головы. Промахивался я редко.

Человек пять дипломатов с интересом наблюдали за происходящим. Ждали посла Японии, человека совершенно лысого.

— Неужели промахнется?! — волновались они.

Не промахнулся!

Владимир Михайлович Соболев, будущий посол в Бельгии и Финляндии, ставший после смерти Шевлягина временным поверенным в делах, увидев, что мы выносим из клуба гроб головой вперед, закричал:

— Переверните гроб. Надо нести ногами вперед.

На что первый секретарь Костя Мозель, будущий посол в Литве и Мексике, резонно возразил:

— Вот когда вы помрете, Владимир Михайлович, тогда и будете командовать.

Вертлявый субъект с маленькими усиками, одетый в модное в то время короткое пальтишко, вбежал в наше посольство.

Это был поверенный в делах Марокко. Отношения между Алжиром и Марокко в те годы были очень сложными, и марокканский поверенный то приезжал в Алжир, то уезжал.