Маленький шут снял свой пестрый наряд и теперь был в простой коричневой одежде.

– Да, ведь Ашаба там, если ее не перенесли в другое место, – ответил Бельгарат.

– Если вы не возражаете, я немного проеду вместе с вами.

– Зачем?

– В последний раз в Мал-Дарии у меня были некоторые затруднения с тамошними чиновниками, пусть, бедняги, немножко опомнятся, прежде чем я снова с триумфом предстану перед ними. Вы же знаете, что это за скучный и злопамятный народ – никак не могут забыть невинные шутки человека, когда он пребывает в веселом настроении.

Бельгарат пожал плечами.

– Да, пожалуйста.

Гарион пристально посмотрел на старика. Такая внезапная уступчивость совершенно не в его характере, особенно если вспомнить, как он возражал против того, чтобы даже Сади ехал вместе с ними. Затем Гарион перевел взгляд на Польгару, но и она не выказывала никаких признаков беспокойства. Странно...

Когда на маллорейские равнины опустился вечер, они свернули с дороги и разбили лагерь в похожей на парк буковой роще. Погонщики мулов уселись вокруг костра, передавая по кругу глиняный кувшин и становясь при этом все более шумными. Вокруг другого костра расположились Гарион и его друзья. Они ужинали и мирно беседовали с Ярблеком и Веллой.

– Будьте осторожны при въезде в Венну, – предупреждал Ярблек своего компаньона. – Оттуда доходят слухи об историях куда страшнее тех, что рассказывают о Каранде.

– Неужели?

– Их охватило какое-то безумие. Правда, гролимы всегда были немного помешанны.

– Гролимы? – вскинул голову Сади.

– Венна – государство, контролируемое церковью, – пояснил Шелк. – Им правит Урвон, расположившийся со своими придворными в Мал-Яске.

– Так было раньше, – поправил его Ярблек. – Кому там принадлежит власть теперь – неизвестно. Гролимы собираются в группы и беседуют. Час, другой. Затем их разговоры становятся все громче, пока не переходят в крик, затем они хватаются за ножи. Я так и не понял из-за чего. В этих драках принимают участие даже те, кто стоит на страже у храма.

– Я совсем не против того, чтобы гролимы порезали друг друга на куски, – сказал Шелк.

Фельдегаст, перебиравший струны своей лютни, издал такой фальшивый звук, что даже Гарион вздрогнул.

– Струна расстроена, – сказал Дарник. – Давай-ка посмотрю.

– Боюсь, что инструмент слишком стар, друг Дарник. Вещь великолепная, но, увы, пережила свой век.

– Тем более. – Дарник взял лютню и стал сосредоточенно вертеть ее в руках.

– Теперь все должно быть в порядке, – сказал он наконец и пробежал пальцами по струнам. Затем принялся наигрывать медленный старинный мотив. Когда он сыграл мелодию один раз, пальцы его обрели уверенность. Тогда он начал играть ее сначала, но на этот раз, к удивлению Гариона, простая мелодия сопровождалась такими сложными переборами, что трудно было поверить, что можно извлечь такое из одного инструмента.

Широко раскрытые глаза Польгары сияли.

– Почему ты не говорил мне об этом, Дарник? – спросила она.

– Да просто потому, что это было так давно, что я сам почти забыл. В молодости я работал в мастерской, где делали лютни. Мастер был уже стар, и пальцы его не гнулись, но ему нужно было слышать, как звучат его инструменты, он и научил меня играть.

Он взглянул на своего друга-великана, сидящего по другую сторону костра. Тоф, поняв его взгляд, кивнул, сунул руку под грубое одеяло, которое он накинул на плечи, и достал набор трубок, сделанных из пустых стеблей тростника, каждый из которых был длиннее предыдущего, и крепко связанных друг с другом. Немой поднес трубки к губам, и Дарник заиграл мелодию сначала. В звуке дуэта слышалась мучительная боль, пронзившая Гариона до глубины души.

– Я начинаю чувствовать себя совершенно бесполезным, – произнес потрясенный Фельдегаст. – Я сам играю на лютне и на дудке, и меня слушают в тавернах и во всяких таких заведениях, но эти двое просто виртуозы. – Он посмотрел на гиганта Тофа. – Ты такой большой, а музыка твоя такая нежная. Никогда не думал, что так бывает.

– Он очень хороший музыкант, – сказал ему Эрионд. – И иногда играет для нас с Дарником – когда рыба не клюет.

– Ах, что за звук, – продолжал Фельдегаст, – и слишком хорош, чтобы не найти ему применения. – Он поглядел на Веллу. – Потанцуешь для нас немного, девочка, чтобы, так сказать, завершить этот приятный вечер?

– Охотно, – засмеялась она, тряхнув головой. Поднявшись на ноги, подошла к Фельдегасту, сидевшему по другую сторону костра. – Вот в таком темпе, – сказала она, поднимая руки над головой и ритмично щелкая пальцами. Фельдегаст в такт ей захлопал в ладоши.

Гариону уже приходилось видеть, как танцует Велла – как-то давно в лесной таверне в Гар-ог-Надраке, – и он более или менее представлял, чего от нее ожидать. Поэтому был уверен, что Эрионду, да и Сенедре не следует смотреть на эту неприкрытую демонстрацию чувственности. Правда, танец Веллы выглядел очень невинным, и он подумал, что в прошлый раз сам был слишком горяч.

Но по мере того как отрывистые щелчки ее пальцев и раздающиеся им в такт хлопки Фельдегаста делались чаще и она танцевала все более самозабвенно, Гарион понял, что оправдываются его худшие опасения. Право же, Эрионду нельзя смотреть на этот танец, а Сенедру следовало немедленно увести. Но Гарион, как ни старался, не мог придумать, как это сделать.

Когда темп снова замедлился и Тоф с Дарником заиграли мелодию, которая звучала вначале, надракийка завершила танец плавным величественным проходом, в котором чувствовался вызов всем сидящим у костра мужчинам.