Глафира уже приблизилась к холму, на котором стоял старый Храмовый комплекс города Скучного.

До революции в нем жили монахи, вели большое хозяйство, проводили длинные красивые службы…. Теперь же здесь находился «Музейно-исследовательский центр». Несмотря на то, часть построек по-прежнему стояла в руинах, комплекс быстро восстанавливался. Карп Палыч – директор и хранитель всего этого беспокойного хозяйства, работал и жил тут же – в старом певческом корпусе, расположенном в каменном двухэтажном доме.

В бывшей трапезной – слева от дома директора, за низкой каменной аркой располагалась иконописная мастерская. Глаша торопливо подошла к двери, отперла ее, и совсем уж собралась войти, когда услышала не то, чтобы ласковый, а совершенно елейный голос тетка Александры:

– Здравствуй, милая доченька!

Глафира вздохнула, мысленно собралась, сообщила своему лицу приветливое выражение и обернулась.

В тени гигантских зарослей борщевика и репейника по-сиротски ссутулившись, стояла родная тетка Даниила с большим свертком в руках:

– Здравствуй, милая! – Еще раз поздоровалась она, приближаясь к бывшей трапезной. – А я тут мимо шла!

– Вот и хорошо, что заглянула. – Стараясь напустить в голос больше радости, ответила Глаша. – Заходи.

Они вошли в прохладную мастерскую. Глафира взяла с сундука простой темный платок, быстро повязала его на голову, привычным движением убрав со лба волосы. Подошла к небольшому иконостасу, перекрестилась на лик Спасителя, Божьей Матери, прочла короткую молитву. Двинулась к столу.

Тетка Александра тоже с душой перекрестилась, поцеловала край иконы:

– Господи, благослови!

После этого сразу перешла к делу:

– Он с краю не любит спать!

Глаша чуть не выронила из рук тяжелый стакан с кистями. Осторожно опустила его на стол, повернулась к Александре и уставилась на нее непонимающим немигающим взглядом.

– Ой! – пискнула Александра и отвела глаза. – Не гляди так, мурашки по спине бегут!

Глафира послушно отвернулась, а для верности еще и прошла в дальний угол мастерской к старому буфету. Включила электрочайник.

– Мне сестра из Москвы звонила! – Слезливо продолжила тетка, без сил опускаясь на сундук. – Извелась она вся! Даниил с работы домой не ходит, похудел, штаны парашютом висят. А если и приходит, то во сне Глафиру зовет! А вчера днем домой нагрянул, молча вещи в свою машину покидал, мать поцеловал, сказал: «Не ждите!» и уехал.

Тетка Александра тихо заплакала, ловко подхватывая мелкие слезы в концы платка:

– Не объяснил ничего, не сказал толком. И ты молчишь! Как два сыча! Таращитесь друг на дружку и молчите! Ничего у вас не поймешь!

Глаша присела с ней рядом, обняла за шею, улыбнулась:

– Ну, допустим, никаким парашютом штаны не висят. Это, во-первых. Даниил давно уже здесь, с Толиком уехал в управление. Дела у них. Это, во-вторых. А что касается….

– Здесь! – радостно вскинулась Александра. – Значит, ничего не напутала Семеновна! А то стою я на утренней службе, про звонок сестры вспоминаю. Прошу Господа, чтобы управил всё! А сама гляжу – нет тебя в храме. «Эге, думаю, неспроста это!» И тут Семеновна подходит, та, что у Старого Вокзала живет….

Глаша кивнула, давая понять, что прекрасно понимает о какой Семеновне речь.

– И говорит: «Племянник твой в Скучный по московской дороге через шлагбаум приехал. В светлом костюме, в темных очках. Я думала, он к участку полицейскому направится. А он влево свернул и прямиком к Верхней улице покатил! Не иначе, к Глашке! Ну, Александра, коли поросенка, помяни мое слово!» У меня внутри прямо так и оборвалось все! Как это, думаю, коли поросенка – он же маленький еще! Нужно будет еще двух докупать! А то и трех! У Петровны докуплю – у нее хорошие поросята!

Глаша тихо смеялась, отвернувшись в угол.

– Не смейся! – Развернула ее к себе Александра. – Точно говорю, лучше, чем у Петровны нет поросят!

– Я верю, верю! – Борясь со смехом, ответила Глафира.

– То-то же! – успокоилась тетка. – А то вы, молодежь, ничего в поросятах не понимаете! Одни убийства на уме! Аа! Слышала!!! – вдруг вскрикнула Александра, да так, что Глафира вздрогнула и схватилась за сердце. – В Усадьбе фотографа убили, прямо на рояле! Кровь всю в бак для шоколада слили, а тело розами закидали, чтобы не нашел никто!