Шрифт:
Я хочу сбежать домой. Хочу, чтобы Макс был рядом. А может, мне просто позвонить маме? Она — мудрая, она любит меня. Она много читает. И иногда мне кажется, что моя мама говорит не от себя, а из прочитанных ею историй. И тут в моей голове всплывает одна сказанная мамой фраза. Правда, мама соотнесла её с недавним подарком Макса, принесшего мне на нашу годовщину традиционный букет глянцево-розовых роз. «Знаешь, Лена, — мама задумчиво тронула шипы на самом красивом и самом розовом цветке. — Есть такой растение, чертополох. Огромный и колючий. Считается символом ноября. Но важно даже не это, а то, что у чертополоха есть аромат, который мало кто замечает. Он пахнет, как дурманящая весенняя ночь. Вот и ты у меня такая же... К тебе никогда не подходил розовый цвет. И однажды ты это поймешь, когда встретишь мужчину, которого полюбишь ты, и который полюбит тебя всем сердцем, со всей заботой».
Мужчина, который меня любит — это Макс. А Андреев меня просто хочет. Как, наверное, хотел в детстве заводной вертолётик. Чтобы поиграть, разломать и выбросить. Ну, зачем я ему? Чтобы воспользоваться моей промашкой и переспать со мной? Или чтобы широким бреднем прочесать нашу с Таней «работу» и получить очередной бонус? Оборачиваюсь. Андреев торопливо докуривает у входа в «Марриотт», кидая на меня исподлобья короткие, быстрые взгляды. Проверяет, жива ли я, стою ли я на ногах или уже их раздвинула? Ну нет, чего-чего, а этого он не получит. И я в первый раз не прячусь от него, не отвожу взгляда. Я даже улыбаюсь ему. Андреев моргнул и уставился на меня. Это невыносимо, но я заставляю себя смотреть на него. И, кажется, я победила, потому что впервые с момента нашего знакомства он первым отводит глаза, отворачивается и уходит. А я бессильно опускаюсь на лавочку. Покрутила в пальцах телефон. Хотела позвонить Максу, но от него, оказывается, уже пришёл ответ: «Лен, я у заказчика. Извини, что сразу не ответил. Но я очень занят, и перезвоню тебе завтра.» И тут до меня доходит смысл маминых иносказаний. «К чёрту розовый цвет. К чёрту мой вечный страх — я должна уметь защищаться.» Я зло тру глаза, и слёзы высыхают. А в моей голове возникает идея, не скажу, что хорошая, но — многообещающая.
Выждав пять минут и собрав все мысли в один проект, возвращаюсь в конференц-центр. Прежде чем сесть в кресло, ищу взглядом Аверину. Киваю ей, прошу Ваню и Мишу поменяться со мной местами, и таким вот ловким маневром оказываюсь по правую руку Светы.
— Лен, что-то случилось? — спрашивает Янина. Она сидит по левую руку от Авериной и смотрит на меня с неприятным любопытством. Как тогда, на выпускном, когда нашла меня в пустом школьном классе и пообещала ничего не говорить моей бедной маме…
— Ничего, Яночка, ничего. Мне просто нужно кое-что обсудить со Светой. Не обижайся, но у нас свой разговор.
— Ладно, — раздосадованная Яна резко отодвигается. Аверина, сообразив, что я недаром затеяла этот интимный девичник, наклоняется к моему уху:
— Лен, Андреев что хотел?
Скорость, с которой задан этот вопрос, даже не удивляет.
— Твой Андреев идёт на нашу вечеринку и хочет потанцевать со мной, — выдаю я «на голубом глазу». Аверина хлопает ресницами.
— Он... что, прости? — не верит она.
— Шучу, — я трогаю её дрогнувшую руку. — Я имела в виду, что твой Алексей Михайлович был так добр предупредить меня, что он очень недоволен моими слайдами, которые я готовила для круглого стола. Так что мне придётся переделывать всю презентацию буквально в авральном режиме.
— Тебе помочь? — Иногда Света чрезвычайна добра.
— Нет. Но мне будет нужно пораньше сбежать с вечернего фуршета.
— А может, тогда тебе в вообще ресторан не ходить? — невинно предлагает Света.
«Суперидея. Жаль, что Андреев против.»
— Не получится. Мне и так кажется, что твой Алексей Михайлович мечтает меня подставить.
— Да ладно, ему-то это зачем? — Аверина мне не верит.
— Откуда я знаю? — Вру я и перехожу к правде. — Но фуршет организовал Кристоф, и я должна быть там. Поэтому единственный для меня выход вовремя подготовить слайды — это тихо смыться из ресторана. Ты не могла бы в какой-то момент громко сказать, что меня просили позвонить в Москву, после чего я выйду и уже не вернусь?
— А неплохо, — оценив мой «уход по-английски», хвалит меня Света. — А когда именно ты хочешь сбежать?
— Ровно через пять минут после начала, — клянусь я, вспоминаю про 3-D звездопад и скрещиваю пальцы.
— Ясно. — Света кивает. И — оп, чудеса преображения! — передо мной снова искрящаяся, улыбающаяся Светлана. Очевидно, сообразившая, что её фальшь-соперницы на коктейль-party не будет. — Конечно, я тебе помогу, — уверяет она. — Я всё для тебя сделаю...
Я так и осталась сидеть с ней. Немного рассказала про Макса (у него интересные проекты и потрясающие показы). Все остальное время было посвящено сплетням Светы Авериной на тему «жизнь и приключения Алексея Андреева». Оказывается, Алексей Михайлович катается на горных лыжах, для чего постоянно мотается в Швейцарию. «Так вот откуда у него шрам на скуле», — соображаю я, и тут же желаю Андрееву сломать себе на горных перевалах ещё и ноги. Тем временем Света пускается в вязкие воспоминания, как она за ним бегала (то есть, как это он ухаживал за ней). В какой-то момент она заговаривается до того, что, кажется, даже не ждёт от меня никакой реакции. И я, пользуясь её одержимостью (то есть, излишней эмоциональностью) периодически выключаюсь из беседы и проваливаюсь в сон (то есть, прикрыв глаза, слушаю). Через полтора часа конференция и воспоминания Светы заканчиваются. В шесть вечера я, сонная, утомлённая сплетнями, нервотрёпкой и ранним перелётом, мечтаю только об одном: заползти в свой номер и завалиться там спать. Может, кому-то и повезет — но только не мне, потому что я слышу:
— Русская группа, сюда, сюда, — машет нам Петер, который встречал нас в «Каструп». Он стоит рядом с Кристофом, у кресел первого ряда. Направляюсь к ним, ощущая себя немецкой военнопленной, которую прямо сейчас отправят в Германию на вечные земляные работы. К моменту, как я спустилась вниз, рядом с Петером уже топчутся человек двадцать реселлеров плюс стоит холодный, как айсберг, Кристенссен, и пока ещё странно-трезвый Денис. Андреева, к счастью, не вижу. Жаль, хотела бы я посмотреть на него. Вру. Вообще не хотела бы.