На какое-то мгновение он задумался об этом, но философию дальше разводить не стал. Это было не в его правилах. Решил так: «Не боги горшки обжигают. Шадрин сильно сгущает краски. Посмотрим, кто кого подведёт под монастырь».

До Острожного, центральной усадьбы совхоза «Новая жизнь», полторы сотни километров зимней тряской дороги. Отправились туда на райкомовском УАЗике. Шадрин, словно забыв о вчерашнем разговоре, рассказал Аверьянову о специфике хозяйства. По количеству оленей оно мало чем выделяется среди других. Но есть и свои сложности. Летние маршруты выпаса выходят на побережье Седого (Северного Ледовитого) океана. И весной, в пору отёла важенок, необходимо рассчитать всё так, чтобы вывести стада на летний выпас до половодья рек и речушек, которых здесь великое множество. Но поторопишься – телят могут накрыть пурговые заносы.

Зимой не легче. Выпасают оленей в лесной зоне, где нередки снегопады и гололёд – ягель для животных становится труднодоступным. И в полярную ночь волки часто тревожат стада.

– Это, если хотите, вроде бы чисто природные признаки жизнедеятельности тундровиков, – заметил Шадрин. – Но их надо знать. А главное – понять душу местного населения. Не понял – и тебя не поймут. Душа этих людей – главный барометр наших дел. Только вот мы, пришлые, не всегда с этим считаемся. Мы, кочующее племя наших предков, подрастеряли многое из того, что в нас заложила мать-природа. Мы похожи на дерево, которое срезали, лишили соков и пустили в дело. А точнее сказать, даже срезки с этого загубленного дерева. Брус и доска идут в дело, а срезки в лучшем случае – на изгородь или в печную топку, в огонь. Так вот и наша душа, как пепел от сгоревших срезков, мертва. И сколько нас, таких, словно перекати-поле, кочует по всей матушке России и наступает на живые души этого и других народов Севера, вытаптывая железным сапогом здешнюю хрупкую природу, а вместе с ней губит и этих людей. Всё это поставлено на государственную основу. Вы не удивляйтесь, Олег Иванович, это лишь понаслышке зная Вас, я говорю об этом. Вам с этими людьми работать. И я хочу, чтобы Вы поняли, куда Вы попали. Не поймёте – Ваше начало будет Вашим концом. Пугаю? Отнюдь. Многие этого не поняли и поплатились. Хозяйство от прежнего директора Ивана Ивановича Маркова Вам достаётся крепкое. Десять лет он проработал здесь. Хорошо знал традиции народа, ими жил, поддерживал их, развивал. Они тут богатые. Острожное основано русскими казаками ещё в семнадцатом столетии. Через него держали путь с запада на восток отряды Дежнева и Стадухина. Острожное в этих краях – первый торговый центр русских купцов и местных охотников. В основном же коренные жители – исконные оленеводы. Олень их кормил, одевал, обувал. Вам мой совет: на первых порах обязательно побеседуйте с пенсионерами Тамтамом, Каытыном, Камыном, Вальгиргиным. Много поучительного они Вам могут рассказать. И не засиживайтесь в кабинете. Ваше место в стойбищах.

За рассказом Шадрин не заметил, как доехали до Острожного. В совхозной конторе их уже ждали. Секретарь парткома Михаил Николаевич Литвинов из местных и специалисты встретили нового директора насторожённо. И только приезд Шадрина несколько успокоил их. Здесь его считали своим. Виктор Кирьянович представил Аверьянова активу.

Не теряя времени, пошли в клуб, который уже был заполнен до отказа. В эту декабрьскую пору многие оленеводы находились в отпусках. Желающих увидеть нового директора набралось много. Все хотели знать: какой он после Маркова?

После представления из зала посыпались вопросы.

– Надолго ли к нам новый директор? – спокойно, вроде бы для себя, спросил старший пастух шестой бригады Килячеко.

– Думаю, что да, надолго, – ответил Аверьянов.

– Вот ты говорил, что закончил академию, – полюбопытствовал пенсионер Тамтам. – А в академиях живого оленя показывают?

Зал оживился. Без злобы. Простодушно. Ждал ответа.

– Живого оленя ещё не видел, – признался Аверьянов.

– Какомэй! [1] Увидишь ещё, – серьёзно напутствовал его Тамтам. – Однако, ты не спеши оленю хвоста крутить. Хвоста-то у него почти нет. Спеши с людьми поговорить.

– Семья где? – спросила бабушка Коко.

– На Кубани.

– На «материке», значит.

– Да.

– Когда её пригласишь сюда?

– Сразу.

– Ко-о. [2]

Понравился или нет новый директор, судить трудно. Здесь не принято при первом знакомстве одобрять или отвергать пришельца. Люди здесь не торопкие, как сама жизнь тундры. И основательные. Присмотрятся прежде, чем поверят или не поверят пришлому человеку.

Виктор Кирьянович после собрания принял многих острожновцев и беседовал с ними. Разговоры с тундровиками затянулись за полночь. Люди шли к Шадрину просто поговорить с ним. Но он-то знал их главную боль – жильё. И сам интересовался этим. Семьи оленеводов, как правило, многодетные, а жилья, как и прежде, строилось мало. Правительственные постановления по Северу не выполнялись. Это была беда не только «Новой жизни», но и всего района.

В разговоре с тундровиками Шадрин был предельно откровенен. Он знал здесь положение каждой семьи. Многие из острожненцев на его глазах росли, учились, начали работать, обзавелись семьями. И он сознавал: их беда – его вина. В крае он уже многим набил оскомину постановкой вопросов о жилье для тундровиков. Там даже завели отдельную папку по Восточно-Тундровскому району с шадринской служебной запиской. В ней чёрным по белому было зафиксировано: 130 семей оленеводов значатся в графе «кочующие семьи». Для несведущих эта графа ни о чём не говорила. А тундровики на своей шкуре испытывают её значимость. Кочующие – значит без жилья.

Год назад Шадрин высказался по этому вопросу более чем определённо на пленуме крайкома партии: «Мы на этой земле словно временщики. Без всякой оговорки – временщики. Влезли в тундру со своей варварской цивилизацией и уродуем её лицо и душу. При этом пускаем в ход единственный аргумент: «Мы здесь, мол, поставлены и живём ради добычи ценных металлов и должны их брать любой ценой». И это выдаётся за государственный постулат. Печёмся о судьбе коренных народностей только в разговорах. Мало того, что варварской разработкой недр как удавкой сжимаем пастбищные угодья, почти ничего не делаем для улучшения социально-бытовых нужд тундровиков. Детей посдавали в детские сады и школы-интернаты, оторвали от родителей. Растим и воспитываем их, словно эмбрионов в колбах. Жестоко разрушили традиции, уклад, сам образ жизни оленеводов. И при этом похваляемся: дескать, своей цивилизацией мы вытащили эти народы из первобытно-общинного строя сразу в социализм. А что эта так называемая цивилизация может погубить местное коренное население, об этом даже задуматься не хотим, не то чтобы что-то сделать. Разрушили старые поселения на маршрутах кочёвок, где в тридцатые-сороковые годы действовали кочевые школы и где дети росли при родителях, а взамен отгрохали центральные усадьбы оленеводческих хозяйств. А где же жилые комплексы на маршрутах? Дети общаются с родителями только во время летних каникул. Это что – цивилизацией так предусмотрено? Я понимаю, что крайком ставит эти вопросы в центре. Но, вероятно, не очень настойчиво. Или по другим причинам центр глух к нашему голосу. Тундра бескрайняя – докричаться из неё до центра невозможно».

Валов тогда пытался осадить Шадрина, но Виктор Кирьянович договорил. Потом на его выступление последовала отповедь, которая, кстати, чуть не подвела итог его партийной карьере. Но это лишь один из эпизодов. На самом деле, драки были жарче. Просто Шадрин стал кому-то надоедать со своими правдами. Но странно: тот, кто его ненавидел, одновременно и уважал. А Валов прощал. Только череда его прощений приближалась к концу.

… Шадрин выехал из Острожного далеко за полночь. Радоваться было нечему. Аверьянов и «кочующие семьи» не выходили из головы.