– Володя, ты помнишь Сергея Дмитриевича Комарова? – обратился он к водителю.

– Такие, Виктор Кирьянович, не забываются: редкие люди.

– Сегодня ему шестьдесят бы исполнилось. Кремень был. Прав ты – редкий. Фронтовик. Был бы жив, была бы отдушина.

Шадрин замолчал. Думая о своём, всматривался в кромешную тьму полярной ночи, в её высокий шатёр, усеянный звёздами. Эту темень то и дело прорезали лучи фар встречных автопоездов. Зимник работал.

Немного времени потребовалось Аверьянову, чтобы прослыть одиозной фигурой. Тундровики его не поняли и не приняли. И раньше поступали сообщения, что директор неуважительно разговаривает с ними, по весне загружает в вездеход ящики с водкой и через водителя обменивает её у оленеводов на меха песца и соболя, которых они попутно промышляют зимой. Нагл и груб. Но за руку Аверьянова трудно было поймать. Да и обмен «огненной воды» на меха он делал не своими руками. А вездеходчик был свой человек среди местного населения.

Апрельской ночью, перед поездкой к оленеводам, Шадрин вновь и вновь пытался проанализировать деятельность Аверьянова. За этим занятием его и застал звонок в прихожей. Резко и тревожно рассыпался его звон в квартирной тишине: домашние все спали. Виктор Кирьянович вздрогнул. Звонок на мгновение пронзил его ещё не осознанной болью.

«Неужто?» – только и успел мысленно произнести он, открывая двери.

– Извините, Виктор Кирьянович, – почти шёпотом произнесла знакомая работница почты. – Вам телеграмма.

Предчувствие недоброй вести подтвердил гриф телеграфного бланка – «Срочная». Текст не обманул: «Срочно вылетай отец тяжёлом состоянии мама». Заверена врачом.

Шадрин как-то сразу обмяк. Неосознанно, скорее, механически плюхнулся на прежнее место в своей комнате, подперев лоб ладонями. В такой позе встретил рассвет– семью не стал тревожить: самолёт будет только днём.

Он ждал этой недоброй вести. Отец, Кирьян Саввич, как писали из Шадринска, в последнее время, с небольшими перерывами, прописался в больнице. Изредка в Билибино сам слал весточки, в которых каждый раз напоминал: сын с невесткой и детьми должны в его доме отпраздновать два юбилея – Победы и их с Евдокией свадьбы – золотой. По времени эти события совпадали.

Виктор уже снёсся с братом и сестрой. Договорились на юбилеи собраться в родительском доме.

Но жизнь распорядилась по-своему – собирала всех до срока…

До Свердловска Виктор Шадрин добирался двое суток. Не повезло сразу. Краевой центр Магадан не принимал самолёты по погоде: свирепствовала не по календарю круто замешенная северными ветрами и неожиданно сорвавшимся снегопадом пурга. Природа, казалось ему, мстит всем, не разбирая и не выбирая плохих и хороших, не беря в расчёт обстоятельства, в которые проваливается человек вдруг, неожиданно. Такие каверзы подбрасывает не только природа, но и сама жизнь.

Афанасий Сергеевич Валов позвонил как-то редактору «Восточной правды» Николаю Яковлевичу Лошенко:

– Я тут собираюсь в Билибино. У тебя на месте Шадрин? Или ты кого-то пошлёшь со мной?

– Куценко.

– А Шадрин?

– Он в соседнем, Анадырском районе.

– А что, там нет собкора? Там же Шумовой, насколько я знаю.

– Он в отпуске.

– Что-нибудь случилось?

– Да как объяснить, – Лошенко на мгновение замялся. – Видите ли, Афанасий Сергеевич, пришла срочная телеграмма от рыбаков. Там в лимане кета задыхается в неводах. Местный завод, знаете, не успевает перерабатывать рыбу. А торговля, в том числе и наша, краевая, проявляет нерасторопность. Словом, обстановка сложная. Вот почему Шадрин там.

– По факту я в курсе дела. Управления рыбного хозяйства и торговли направили туда комиссию. Разберутся. А ты, я чувствую, за жареный факт ухватился, чтобы потом расписать на весь край.

– Не потому я направил Шадрина. Поступил сигнал, и мы должны отреагировать. Вы же знаете, что Шадрин объективен. Думаю, разберётся для пользы дела. Живём на рыбе, а в снабжении ею в последнее время часты перебои.

– Знаю, знаю. Но слишком он зло пишет, хотя всегда верно и справедливо. Пусть расследует. А я посмотрю, как с этим справится комиссия.

– Афанасий Сергеевич, нам же, членам бюро, потом останется только сделать оргвыводы.

– Ну, что ты меня успокаиваешь? А то я не знаю Шадрина? Потому и звоню тебе. Я о положении дел в Восточно-Тундровском информирован лучше и толковее по публикациям Шадрина, чем по докладам райкомовцев. Смотри, как бы я его у тебя не забрал. Хотел с ним и поговорить на эту тему в Билибино.

– Это что же, Афанасий Сергеевич? Хотите забрать у нас классного газетчика, переделать его на свой лад и приручить?

– Ты, Николай Яковлевич, много себе не позволяй. Знаешь, я кого угодно сломаю, приручу. И не забывай, что Шадрин – мой земляк. И нужен он мне для дела, а не в рот заглядывать. Так что ты мне брось эти разговорчики: приручить – не приручить. Моли Бога, что я к тебе хорошо отношусь и не мешаю моих же щелкопёров щипать. А то не посмотрю на наши приятельские связи и твои заслуги. Ты меня понял?

– Понял, – тяжело, как будто навалил на себя непосильный груз, ответил Лошенко.

– Ну, вот и хорошо. Будь здоров! – и Валов положил трубку на аппарат.