Шрифт:
В активных слоях и группах, знакомых на деле лишь со своим непосредственным окружением, погруженных в критичную атмосферу популярных порталов и блогов, лишенных убедительной общей картины, разрастается ощущение развала. К этому добавились пессимистические заявления руководителей экономического блока правительства. Сложился парадокс: оценки правительства и оппозиции были и продолжают оставаться гораздо пессимистичнее, чем реальная ситуация. Яркий пример – дискуссия вокруг оценок темпов посткризисного восстановления экономики. Несмотря на почти консенсус по поводу роста в 2010 году, нам твердят, что экономика вернется к докризисному уровню лишь к концу 2012 года. Для этого в 2011-м мы должны просто подпрыгивать на месте. Только в последнее время наметилось признание, что кризис будет преодолен к концу 2011 года.
Такая атмосфера парализует инициативу и предприимчивость. Она уже углубила кризис. Падение реальных доходов было небольшим, а спрос на автомобили снизился более чем вдвое. Это добавило к падению ВВП еще 1–1,5 процента.
Налицо социально-политическая шизофрения: активные люди видят, что успешно работать можно, а информационная среда, и прежде всего блогосфера, убеждает, что Россия – страна идиотской власти.
Эксперты, непосредственно знакомые с практикой власти в регионах и на местах, существенно выше, чем население, оценивают ее качество [13] . Хотя здесь сказывается и включенность многих из них в неформальные связи с властью.
13
Социальный потенциал модернизации (на примере ЮФО). ОП РФ и ВЦИОМ, 2010. Краткий вариант доклада. Научн. рук. Дискин И. Е. – С. 10.
Складывается «слоеный пирог» доверия: высокий уровень доверия к непосредственному окружению (семья, друзья, партнеры по бизнесу и контакты во власти); недоверие к безличным институтам власти; высокий уровень доверия к «дуумвирам». Это создает серьезные трудности, так как модель демократической модернизации успешна лишь при адекватном функционировании институтов, основанных на универсалистских ценностях. «Ручное управление», всегда присущее модернизационным проектам, лишь дополняет и корректирует действие таких институтов.
Во влиятельных и национально ответственных группах растет осознание насущной необходимости модернизации, способное преодолеть инерцию, связанную с лавинообразным ростом экономических, социальных и, соответственно, политических рисков.
При наличии в России многих предпосылок модернизации дефекты системы управления, недостаток доверия к институтам государства – еще один очень серьезный вызов.
У модернизации нет шансов, если она не ответит на эти вызовы. Но для оптимизма есть шанс: Россия сделала рывок, преодолев олигархический капитализм 90-х.
Новая политико-экономическая и социальная диспозиция создала предпосылки для новой системы, адекватной новым запросам и вызовам, способной модернизировать Россию.
Но ко всем этим вызовам добавляется еще один, способный подорвать наши шансы. Нежелание наших властей решать политические проблемы единственно адекватными идейно-политическими методами. Если из социальной теории и есть хоть один надежный вывод, то это то, что политические проблемы невозможно решить бюрократическими средствами. Они достаточны для внешнего контроля, для того, чтобы изгнать их с поверхности, но совсем не годны для решения проблем по существу: двинуть на реализацию масштабного политического проекта крупные социальные группы, если не классы. Необходимое условие успеха модернизации – ответ на вызов: политическое руководство проектом российской модернизации.
При обобщении всех этих вызовов возникает серьезный вопрос:
в какой мере общественно-политическая система страны, включая государственное управление, способна справиться с проектом «модернизация России»?
Причем не с каким-либо другим – именно с этим вполне специфичным проектом. Ведь очевидно, что, например, для обеспечения органичного развития нужны одни институциональные ориентиры, а при приоритетах социальной защиты социально уязвимых слоев и групп населения – несколько иные. Модернизация – проект с достаточно специфичными приоритетами, и, соответственно, для его успеха институциональная среда должна отвечать этим специфичным требованиям.
Но модернизация модернизации рознь. Бисмарковская модернизация, например, совсем не сталинская. Следовательно, для того чтобы ответить на заданный выше вопрос, необходимо предварительно определиться со спецификой нашей конкретной российской модернизации.
2
Зачем и какая нам нужна модернизация?
Продолжение споров: специфика
Как мы отметили выше, многие споры уже позади, но есть еще ряд сугубо нерешенных вопросов. Прежде всего о мере уникальности нашей модернизации. Это вовсе не праздный вопрос. Если это уникальная модернизация, то все решения придется искать самим и наново. Если мы имеем дело с «обычной» догоняющей модернизацией, то кое-какие подходы можно «списать» у передовиков. Если же мы имеем дело с модернизацией, хотя и очень специфичной, но все же укладывающейся в общее модернизационное пространство, то вопрос перемещается в область определения общих трендов и специфических отличий.
В предыдущей работе мне пришлось уделить основное внимание проблемам теоретико-методологического порядка, с тем чтобы рассмотреть предпосылки российской модернизации, саму возможность ее проведения и принципы реализации такого проекта. Сейчас пришла пора инструментальных подходов.
Главное, в чем сходятся исследователи модернизационных процессов: модернизация – политический проект, а не инерционное продолжение «естественного» развития. Она, собственно, предназначена, если использовать соответствующую математическую метафору, для схода с одной траектории развития и перехода на другую траекторию. Это важно отметить в связи с тем, что сегодня при обсуждении проблем модернизации проблема смены траектории развития трактуется очень упрощенно – как снижение «сырьевой зависимости». В последнее время сюда добавилась задача большего вклада инновационной компоненты.