Специфика нашей ситуации состоит в том, что мы хотим и можем реализовать проект, направленный на «поворот интеллектуальных рек», на кардинальное сокращение «утечки мозгов», на использование их потенциала в интересах страны и не без большой пользы для владельцев этих мозгов.

Этот критерий одновременно и индикатор растущего главного ресурсного потенциала модернизации – реализованного человеческого капитала. Если энергичные, талантливые и квалифицированные нашли себе дело по душе, значит, длительные образовательные и квалификационные инвестиции оказались вложенными в российскую экономику и стали ее значимым драйвером.

Собственно, руководствуясь подобными соображениями, мои коллеги из ВЦИОМ в уже обсуждавшемся исследовании социального потенциала модернизации и предложили сосредоточиться на позициях молодых генераций. Именно поэтому результаты данного исследования так важны для оценок перспектив российского модернизационного проекта.

Принятое нами определение критерия модернизационного проекта влечет за собой целый ряд следствий.

Во-первых, этому критерию должна соответствовать достаточно специфичная институциональная среда, которая призвана не просто стимулировать предприимчивость и инициативу, но вознаграждать их так, чтобы надежды на успех сильно перевешивали опасения и риски. Иначе модернизационная гонка застопорится еще на старте. Слишком много подводных коррупционных рифов и бюрократических лабиринтов подстерегает потенциальных инноваторов.

Во-вторых, за этим критерием стоит очень специфичная социальная ситуация, когда немногие успешные инноваторы на глазах, казалось бы из ничего, будут превращаться в мультимиллионеров и миллиардеров, разъезжать на «феррари» и «ламборджини», становиться звездами гламура. Все, кто работал в Силиконовой долине, знают немало примеров таких взлетов.

Это очень непросто принять справедливость такой системы. Тем более это непросто в нашей стране, где слишком свежи воспоминания о неправедно нажитых состояниях. Для успеха модернизации наше общество, еще не сжившееся с героями 90-х, должно будет не просто принять такую систему, но признать успешных инноваторов подлинными героями нашего времени. Лидеры общественного мнения должны будут поддержать эту гонку за успехом, сделать ее привлекательной моделью для новых талантов.

Даже эти краткие институциональные и социальные характеристики показывают, что российский модернизационный проект связан с решительным отказом от благостного, но бессодержательного понимания модернизации, которое буквально затопило не только медийное пространство, но и экспертную среду. Это вовсе не «борьба за все хорошее против всего плохого», но достаточно жестко профилированный политический проект, направленный на решение вполне конкретных проблем. Нужно ясно осознать, что успех модернизации может быть достигнут, если ее активные участники наконец осознают, что этот проект качественно отличается от «перестройки», «стабильности», «либерализации» и чего-то еще в таком роде. Специфика конкретного проекта требует адекватной системы экономических, социальных и, соответственно, политических приоритетов.

Сейчас задача – глубже вникать в специфику проекта.

Россия не стоит на месте. Несмотря на всю демагогию пораженцев, на деле модернизация, как мы уже отметили выше, в России идет довольно активно. Что же нас не устраивает в идущей модернизации в свете двух сформированных выше критериев? Дело не только в том, что она фрагментарна и противоречива. Современные, да и прежние модернизации мало похожи на плац-парады с ровно марширующими колоннами.

Важнее то, что идущая сегодня модернизация почти полностью основана на импорте технологий. В результате она создает относительно немного добавленной стоимости, рабочие места с относительно низкой квалификацией и заработной платой. Достаточно оценить последствия создания в нашей стране целого ряда автосборочных предприятий. Не сильно изменит положение и достраивание соответствующих кластеров, включающих производство компонентов. Да, импорт сократится, рабочих мест станет больше, но квалификационная структура улучшится ненамного. Более всего возрастет спрос на низкоквалифицированных мигрантов. Но это, как показывает опыт Западной Европы, обоюдоострое решение.

Главный недостаток идущей модернизации: она не создает спроса на российские интеллектуальные ресурсы, на качественное образование – на инновационный потенциал в целом. Также она не создает высокомаржинальных секторов, которые, в свою очередь, могли бы стать «дойными коровами» для остальной экономики, для бюджета.

Для того чтобы оценить значение высокомаржинальных секторов для экономического успеха, можно привести следующие данные. Так, экономика США, которая, можно сказать, специализируется на высокомаржинальных секторах, достигла в 2008 году уровня ВВП на душу населения (по паритету покупательной способности) в 48 тыс. долл. «Старые» индустриальные экономики с большой инновационной компонентой, такие как Германия, достигают очень высокого уровня в 37 тыс. долл. Даже очень успешные страны, ставшие в свое время лидерами последующих волн модернизаций, основанных на импорте технологий и создании массовых промышленных производств, а сейчас встраивающие в них определенные инновационные элементы, достигли существенно меньшего. Так, Республика Корея уже в течение нескольких лет подбирается к уровню в 28 тыс. долл. Близкий уровень в 29–32 тыс. долл. – у другого «азиатского тигра» первой волны, Тайваня, при схожем типе экономики, но совершенно другой его структуре [18] .

Нам же в ходе модернизационного проекта придется находить высокомаржинальные ниши в условиях существенно более острой глобальной конкуренции. Экономическая стратегия, связанная со сменой модели модернизации, имеет значимую внутриполитическую проекцию. Для более полной оценки социально-политической поддержки реализуемой модели модернизации следует учесть, что она создает немало относительно высокооплачиваемых рабочих мест в сервисных структурах, тесно связанных с обслуживанием процессов технологического обновления предприятий.