Шрифт:
Эва надолго замолчала. Маршалл оттеснил ее и выключил газ. От его близости кожу у нее стало покалывать.
– Сменим тему?
– Нет, я рада поговорить о моей семье. Просто временами забываю.
– О чем?
– Что теперь остались только мы с папой, – печально ответила она.
– Ты так говоришь, будто…
Она подняла на него глаза:
– Существует реальность. Если Трэвис пропал против своей воли, то уже не вернется. А если таков был его выбор…
Пожалуй, тоже не вернется. Значит, в ее и без того крошечной семье стало на одного человека меньше.
– Ты правда думаешь, он просто где-то прячется?
– А что еще мне остается? Он перестал принимать лекарства, и у него помутился рассудок.
– Нет оснований для привлечения к ответственности? За горе, которое он вам причинил?
Эва замерла на месте. Долгое время тишину нарушало лишь шкворчание мяса на сковороде. Наконец она собралась с мыслями:
– Я часто спрашиваю себя, имеется ли причина, по которой я не хочу его возвращения, но ответ всегда отрицательный. Сколько бы горя он ни причинил. Просто хочется, чтобы однажды он вошел в дом, бросил школьный ранец в стену и потребовал еды. Все размышления из серии «что», «почему» и «как» не имеют значения.
Маршалл окинул ее внимательным взглядом:
– Это имеет значение для тебя.
– Нет, это не важно.
Она начала догадываться о мотиве поступка брата. Его снедали тревога и депрессия, а тогда она этого не замечала, всецело занятая собой. Пыталась избавиться от навязанной ей роли матери семейства. Думала только о себе.
Она проткнула мясо, видя, что из него потек ароматный сок, подлила немного вина из своего бокала. Сделав хороший глоток, решила сменить тему:
– Итак, кто такая Кристина?
Ранее этот вопрос был под запретом, но тогда они не собирались ночевать под одной крышей и вообще едва знали друг друга.
«Вы и сейчас друг друга едва знаете!» – возразил тоненький голосок у нее голове.
Нет-нет, ситуация изменилась. Теперь им известны имена друг друга, интересы, намерения. Эва смотрела на мужчину, скрывающегося под кожаным облачением и бородой, другими глазами. Казалось, он заслуживает доверия, и этого вполне достаточно.
– Кристина была моей девушкой, – печально отозвался Маршалл.
Сказанное в прошедшем времени, это поведало больше, чем хотелось знать. В животе будто запорхали бабочки, Эва поспешно отвернулась к сковороде:
– Недавно?
Он сжал губы, обдумывая, отвечать или нет.
– Давным-давно.
И верно, если как следует присмотреться, татуировка с ее именем вовсе не выглядит новой. В отличие от остальных.
Возможно, у него и сейчас кто-то есть. А она собирается ужинать с ним наедине под усыпанным звездами небом вдали от людей. После поездки на мотоцикле, изрядно пощекотавшей нервы.
– Возлюбленная из детства?
Маршалл ощутимо расслабился:
– Что-то вроде того.
Эва вдруг всем сердцем возненавидела эту Кристину:
– Мне очень жаль.
Он лишь плечами пожал:
– Ничего уже не поделаешь.
Она посмотрела на напряженные морщинки в уголках его губ. Губ, от которых невозможно отвести глаз с тех пор, как он, сбрив бороду, явил их на свет божий. Сегодняшний вечер не исключение.
– Значит, теперь у тебя никого нет?
– Хочешь узнать, одинок ли я?
– Просто пытаюсь поддержать разговор. Я и так обо всем догадалась, узнав о твоем паломничестве по стране.
– Это моя работа. Далеко не все путешественники заняты духовными изысканиями.
Его слова обожгли, как случайно попавшая в глаза морская соль. Из-за скрытого в них осуждения. И правдивости. А еще потому, что это высказал именно он.
Но что это? Похоже, Маршалл немедленно раскаялся.
– Как я понимаю, тебе неприятно о ней говорить?
Он качнул головой.
– Возможно, тебе стоит изменить это. – Кивком она указала на его руку.
Сковывающее лицо напряжение рассеялось, он улыбнулся:
– Нужно было выбрать девушку с именем покороче. Анну, например, или Люси.
Точно. Из Кристины татуировка получилась слишком длинная.
– Зато весьма выразительна. А кинжал почему?
Маршалл рассмеялся:
– Нам было по семнадцать лет, мы были влюблены, я считал себя крепким орешком. Что тут еще добавить?
Эва полила салат заправкой и быстро перемешала:
– Подозреваю, она сделала себе такую же татуировку?