Порванный Парус сперва ощутила удар в грудь, а потом поняла его значение.

– Гончая! – вскрикнула она. – Она ищет твою душу! Беги! Уходи!

Ворчание пса стало громче, но он не двигался.

Никто из всех троих не заметил, как открылась дверь второй комнаты и в дверном проеме появился капитан Паран, завернутый в выцветшее одеяло, закрывающее его до пят. Бледный и пошатывающийся человек шагнул вперед, он не сводил взгляда с пса, в его глазах горел огонь. Пока продолжалась невидимая битва между Гончей и Хохолком, Паран приблизился.

Тут его заметила Порванный Парус. Она открыла рот, чтобы выкрикнуть предупреждение, но Паран опередил ее. Одеяло распахнулось, обнажив боевой меч, его лезвие сверкнуло, когда капитан сделал резкий выпад. Меч вошел в грудь пса, человек качнулся назад, вытаскивая лезвие и разворачивая его в груди. Из горла пса вырвался рев. Гончая кинулась на обломки кровати, зализывая рану, из которой фонтаном хлестала кровь.

Хохолок завопил от ярости и кинулся вперед, стремясь достать до Клыка.

Порванный Парус подставила бегущей марионетке ногу; куклу отбросило к стене.

Клык завыл. Вокруг него с булькающим звуком появился черный туннель. Он повернулся и исчез в густой тени. Дыра за ним затянулась, оставив после себя облако холодного воздуха.

Превозмогая боль, Порванный Парус в изумлении повернулась к Парану, глядя на окровавленный меч в его руках.

– Как? – выдохнула она. – Как ты сломил магию Гончей? Твой меч...

Капитан посмотрел на клинок.

– Просто повезло, я полагаю.

– Опонны! – прошипел Хохолок, вскакивая на ноги и сверкая глазами. – Проклятье Худа на головы Шутов! А тебе, женщина, я этого не забуду! Ты заплатишь, клянусь!

Порванный Парус отвернулась и вздохнула. На ее губах появилась улыбка, ей вспомнились слова, уже сказанные ранее, но теперь у них был иной смысл.

– Ты будешь слишком занят тем, чтобы выжить, Хохолок, тебе будет не до меня. У Повелителя Теней есть над чем подумать. И ты пожалеешь о том внимании, которое будет оказано тебе, кукла. Опровергни эти слова, если посмеешь.

– Я возвращаюсь в коробку, – заявил Хохолок, скрежеща зубами. – Ожидайте Тайскренна с минуты на минуту. Ты ничего не расскажешь ему, чародейка, – он полез внутрь. – Ничего, – крышка захлопнулась.

Порванный Парус улыбнулась еще шире, вкус крови у нее во рту был молчаливым и очевидным предзнаменованием, предупреждением Хохолку о том, что будет потом, предупреждением, которое, как она знала, он не видел. От этого вкус был почти сладок.

Она попыталась сдвинуться с места, но ее конечности сковал холод. Перед ее мысленным взором поплыли картины, но прежде, чем она смогла разобрать, что там изображено, их поглотила тьма. Она почувствовала, что теряет сознание.

Мужской Голос где-то рядом спросил настойчиво:

– Что ты слышишь?

Она нахмурилась, стараясь сосредоточиться. Потом улыбнулась.

– Вращающуюся монету. Я слышу звон вращающейся монеты.

В своих снах маленький кругленький человечек, направляющийся в сторону заходящего солнца, увидел себя покидающим город Даруджистан через Воловьи ворота. Потрепанные полы его красного выцветшего пальто распахивались на ходу. Он не представлял себе, сколько придется идти. Ноги у него уже начали ныть.

В мире существовали невзгоды, а вместе с ними страданье. В те моменты, когда он бывал честен сам с собой, он ставил невзгоды мира выше своих собственных. «К счастью, подобные моменты редки, и сейчас, – сказал он себе, – не один из них».