Эриксон Стив
Шрифт:
Толбакай присел на корточки рядом с мертвыми ящерицами, прижал одну из них к ноге и одним движением вспорол ей брюхо.
– Я пойду на запад, – произнес он. – В Яг Одан...
Лев оглянулся. «Яг Одан, где можно лицом к лицу столкнуться с другими гигантами... С самими Ягутами. Треллами. Неужели тебе не хватает здешних дикарей? Просто парень чувствует себя среди этих пустошей прямо как дома».
– Наша миссия еще не закончена, – произнес воин. Толбакай обнажил зубы, ввел руку через разрез в брюхо ящерицы и ловко достал оттуда все внутренности.
– Это женская особь. Говорят, икра полезна для лихорадящих, не так ли?
– Но я ведь не болен.
Гигант ничего не ответил, однако Лев заметил, что его осанка необъяснимым образом изменилась. Толбакай принял решение.
– Возьми все, что осталось, – произнес воин. – Еда гораздо нужнее тебе, чем мне.
– Это шутка, Лев? Ты не видишь своей внешности, а я – очень даже хорошо. Посмотри же на себя: одна кожа да кости. Пропали почти все мускулы – организм использовал их, чтобы не умереть. А вместо человеческого лица я вижу один только череп.
– Тем не менее я нахожусь в полном здравии. Толбакай проворчал.
– Действительно здоровый человек никогда не будет утверждать об этом с подобным жаром. Неужели на нас так влияет Рараку? «Сумасшествие – это просто состояние сознания».
– Поговорки глупцов – весьма подходящее название для этого бреда, – пробормотал Лев глухим голосом. В горячем неподвижном воздухе застыла напряженность. Воин почувствовал, как его сердце забилось сильнее и чаще.
Толбакай поднялся на ноги; его огромные кисти рук были покрыты кровью.
Двое мужчин медленно повернулись лицом к древним вратам. Из-за обернутого в полотно тела показались черные волосы, пряди которых медленно поднимались в воздух. Между колоннами начала кружить взвешенная в воздухе пыль. В центре ее показались искры – подобно блеску драгоценностей среди желтого одеяния.
– Что происходит? – спросил Толбакай.
Лев обернулся и посмотрел на священную книгу. Кожаная обложка блестела так, будто была покрыта потом. Воин сделал шаг по направлению к вратам.
Внезапно в пыльном облаке показался какой-то объект. Это были две человеческие фигуры, которые держали друг друга за руки. Покачиваясь, они двинулись по направлению к колоннам и мертвому телу, которое лежало между ними.
«Мечи в руках у глупцов. Мудрецы всегда безоружны...»
Один из них был пожилым мужчиной, другой – молодой девушкой. Сердце забилось как паровой молот, когда Лев увидел ее лицо. «Так непохожа. От нее исходит темная угроза. Боль, которая порождает ярость».
За спиной воина послышался глухой удар, а за ним – грохот камней. Обернувшись, он увидел Толбакая, который стоял на коленях. Юноша опустил голову, в почтении взирая на пришествие.
Подняв голову, девушка обнаружила тело Ша'ики, а затем взглянула на Льва и стоящего на коленях гиганта. Она остановилась, склонившись над телом. Ее длинные черные волосы развивались, словно у немой куклы.
«Слишком молода... Однако явственно ощущается огонь внутри... О, моя судьба...»
Лев решил сам опуститься на колени.
– Наконец-то ты воскресла, – произнес он. Низкий смех женщины продемонстрировал ее триумф.
– Именно так, – ответила она.
Схватившись за тело старика, чья голова свешивалась вниз, а одежда превратилась в лохмотья, она повелительно произнесла:
– Помоги мне с этим человеком. Однако опасайся его рук...
Книга четвертая
Врата Мертвого Дома
Армада Колтайна ползет по земле,
А за ней – только смерть, только смерть, только смерть.
Ветер поет в усталой траве;
В костях мертвецов – только смерть, только смерть.
Во главе той армады – грозный Колтайн,
С обеих сторон лишь Цепь Псов у него.
Капает кровь с его кулаков.
Что вдоволь напились средь красных песков.
Армада Колтайна ползет по земле,
А за ней – только смерть, только смерть, только смерть...
Колтайн.
Маршевая песнь Охотников за Костями.
Глава пятнадцатая
Бог, идущий по земле смертных, оставляет за собой только кровь.
Поговорки Глупцов.
Тенис Бул
– Цепь Псов, – проворчал моряк. Его голос был столь же густым, что и жаркий воздух трюма. – Сейчас над ней висит проклятье, которого ни один человек не пожелает даже злейшему врагу. Тридцать тысяч умирающих с голоду беженцев... Нет, сорок. Кроме того, среди них есть, конечно, сладкоречивая знать, своими речами постоянно действующая на нервы. Держу пари, время песочных часов Колтайна уже истекает.