На первом революционном этапе темные люди совершенно не восприняли декларируемого политического обращения к ним. Социализм, коммунизм – эти слова были нечто вроде сказок про волшебников, занятным рассказом, а не жизненной основой. Но обещание безденежного устройства жизни вызывали симпатию бессребренической русской души. Как может быть построено такое общество, было для них неважно. Главное – это обещание, что не будет богатых и всесильных со своей мошной, которая способна разрушить привычные устои. А это и есть справедливость.

В рассказе «Дикое сердце» писатель Артем Веселый показал единство древнего, первобытного, генетического, волей судеб проснувшегося в позднюю эпоху, и явления большевизма. Это действовало и на часть люмпенской интеллигенции, увидевшей идеал бескорыстной жизни и потому подчинившейся власти не рубля, а левой идеи. Коммунизм стал притягательным для многих чистых людей своим отвержением корыстолюбия. Они считали, что бесклассовое общество можно построить быстро, стоит только убрать богатых. Тогда появятся всходы нового мира во всем.

Часть интеллигенции проявила на этой почве немалое творческое новаторство. Возникли новые литература и искусство, новые объединения писателей, но подобная свобода мысли, тем более незыблемо сформулированная коммунистическими слоганами, была опасна своим новаторством и мобильностью, и впоследствии пресечена новой властью. Зачаточные круги революционной культуры не видели, кто является ее фундаментальным носителем, Не видели и его пороков. Принцип обращения только к низам общества обернулся, как писал Ю. Афанасьев («Новая газета» № 1312), «окрестьяниванием всей государственности, торжеством невежества и грубого вероломства». Началась плебеизация государственного аппарата, при котором всякое явление свободы было опасным для власти. Это было рождение партноменклатуры советского типа, куда более жестокой, чем царское чиновничество.

На природу рядового человека сильно повлияло освобождение от моральных норм, пришедшее весной семнадцатого года. Заметим, что всякие моральные ограничения в России всегда исходили от верховной власти и церкви. Поэтому они были с такой ненавистью отброшены. Но большевистский левый уклон был с радостью принят, поскольку он утверждал крайние формы аморальности.

Вот акт № 18 расследования «по социализации девушек и женщин». Следствие было проведено при власти Белого движения.

«В г. Екатеринодаре большевики весной 1918 года издали декрет, согласно коему девицы в возрасте от 18 до 25 лет подлежали социализации… Инициатором был комиссар по внутренним делам Бронштейн. Он выдавал мандаты на это мероприятие. На основании таких мандатов было схвачено более 60 девиц. Одни были изнасилованы на месте задержания, другие отведены в числе около 25 душ во дворец войскового атамана к Бронштейну, а остальные в «Старокоммерческую гостиницу» к командиру Кобзыреву и в гостиницу «Бристоль» к матросам, где также подверглись изнасилованию. Другие были уведены уходившими отрядами красноармейцев, и судьба их остается неизвестной».

Выступая на VIII съезде партии (1919 г.) один из руководителей Красной армии Г. Сокольников так охарактеризовал ее моральное лицо: «Героизм отдельных лиц и бандитизм основных масс». Съезд никак не реагировал на эти слова, хотя они говорили не только об армии, но и о массах, а также об их руководителях, решивших успех октябрьского переворота 1917 г. Неудивительно, что упомянутая откровенность говорившего на VIII съезде стала в недалеком будущем причиной его гибели. М.Горький в беседе с Б.Соколовым (1920 г.) сказал: «95 процентов коммунистов – нечестные люди». Имеются также данные о записке большевика Л.Красина Ленину, в которой были слова: «… наше столь успешное втирание очков всему свету». А красноармейские массы распевали частушку: «…с винтовкою в одной-ю, с девчонкою в другой– ю и с песнею веселой на губе…»

Вот часть палачей большевистской верхушки: Ф. Дзержинский, организатор террора, П. Войков, садист, Г. Атарбеков, палач, М. Кедров, изувер, П. Дыбенко человеконенавистник, В. Менжинский, человек с извращенными наклонностями, К. Ворошилов, безжалостный и бездарный военком, С. Буденный, создатель разбойничьей конной армии, Котовский, уголовник и др. Эти примеры типичны почти для всей массы большевиков. Одновременно часть верхов большевистской власти свято верили в коммунистическую идею и вели себя честно и бескорыстно. Эта политическая и моральная сдержанность могла стать основой революционного фундамента в стране, но носители ее не догадывались, что действия верхушки большевиков двуручны. Их методика – сила, не сдерживая ничем для достижения абсолютной власти.

Уже во время спровоцированной Октябрьским переворотом гражданской войны крестьянство начало ощущать, что оно находится в тупике. Торговля была заменена государственным грабежом (продразверстка), то есть принудительной конфискацией запасов зерна и земляных культур. Новая государственная сила могла воевать только против чего-то, но не за что-то полезное. Этого «что-то» она не видела, ибо была разрушительной по своей природе, а не созидательной. Результатом стали всеобщая нищета и голод в городах, на которые власть могла реагировать только путем вошедшего в систему дальнейшего ограбления того самого крестьянства, на которое она еще недавно опиралась. Провозглашаемые высокие цели уже не впечатляли.

Понимание того, что происходит и кто в этом виноват, проявлялось медленно. За время прихода к яви были уже разгромлены белые армии, несущие спасение для того же крестьянства. И только когда большевистская власть стала единственной в стране и могла проявить себя в полной мере, массы начали ощущать, в чьи руки они попали.

Результатом стали крестьянские антисоветские бунты в Тамбовской губернии, рабочих в Астрахани, казаков на Дону, матросское восстание в Кронштадте. В ответ были организованы концентрационные лагеря не только на Соловецком архипелаге, но и в городах Холмогоры и Пертоминск (Архангельская губерния). Там и в губернском центре были уничтожены в 1920–1921 гг. по бессудным приговорам руководства губернской ЧК 25 640 человек. (Журнал «Отечественные архивы» № 1, 1994 г.) Это были бывшие солдаты царской армии, то есть крестьяне и ремесленники, а также студенты, служители церкви, интеллигенция. Заметим, что сам Архангельск населяло в те годы только 56 000 жителей. По пока не подтвержденным официально исследованиям российских историков, в других северных губерниях за тот же период было расстреляно 59 000 человек. В Петроградской губернии органы ЧК расстреляли с 1921 по 1922 г. без следствия и суда 48 000 человек.