Шрифт:
– Вы пьяны! Оставьте меня! – кричала Анфиса.
– Ты должна выполнить свой супружеский долг! – настаивал Витёк. – Для чего ж я на тебе женился?
– Я к тебе ещё не привыкла! Нельзя подождать?
– Не-ет! – и он кидался на неё, как дикий зверь, разрывая крепкими белыми зубами её ночнушку.
– Да вы с ума сошли! Пустите меня! Я даже вашей фамилии не знаю! Вы мне даже не дали прочитать «свидетельство о браке»!
– А чего его читать? Нечего его читать! Главное – чувства! – стоял на своём муж. Так продолжалось до восьми утра понедельника. В конце концов героиня наша, совершенно обессилевшая от борьбы с новоиспечённым супругом, сдалась. Закрыв глаза, она попыталась уснуть, не обращая внимания на страстные поцелуи и нежные объятия Витька, но этого ей сделать не удалось, потому что свалившейся с неба муж целовал её так, как не целовал никто на свете – ни старый хрыч Акоп Акопович Колпаков, ни сопливый Митенька, ни все те нужные ей любовники, что были до них. Даже Юрик Эразмов, которого она всё-таки любила когда-то – и тот не умел так отменно целоваться. «И чего я, дура, больше суток сопротивлялась! Право же, иногда я бываю такой глупой!» – промелькнуло у неё в голове, и она отдалась этому своему необъяснимому, безрассудному чувству к совершенно незнакомому ей человеку. И сейчас, именно сейчас, как никогда, ей было наплевать на Эразмова, который, не обнаружив её в гостинице, гнался за ней в Москву, на всполошившихся энцев, которые как раз в этот момент распахнули дверь её номера и, никого там не увидев, остолбенели, изобразив немую сцену, описанную великим Гоголем в «Ревизоре». Её даже не волновало в эту минуту тётушкино наследство – она будто забыла о нём, будто квартира на набережной, счёт в швейцарском банке, золото, дача, бриллианты – всё это стёрлось из её памяти, а сама она оказалась в том своём сне с матовым, не искрящимся песком на берегу моря, с небом без солнца и облаков, жёлто-лилового цвета... Как будто лежит она на поверхности голубого, слабо волнующегося моря, и лёгкий ветерок играет её длинными волосами... Но главное даже не это, а то, что Анфиса наверняка знает – никакой это не сон. Это явь, и она в раю.
– Анфис Григорьна! Анфис Григорьна! Уж десятый час! – за дверью послышался Люсин голос, который мгновенно заставил нашу героиню покинуть эдем и вспомнить о тётушкином завещании и о сегодняшней встрече с нотариусом.
– Что это за девка ненормальная? Она твоя сестра? – выпуская из объятий свою жену, недовольно спросил Витёк.
– Мне нужно немедленно съездить по одному делу.
– Я с тобой, – твёрдо сказал Витёк и, посмотрев Анфисе в глаза, серьёзно заявил. – Запомни, ты теперь моя! Изменишь – убью!
– Да что это за разговоры-то такие!
– Ты мне понравилась во всех отношениях. Будем жить, – решил глава семейства и, промочив горло коньяком, спросил: – Так куда мы едем?
– В нотариальную контору.
Анфиса ждала этого дня три месяца. Она всё-таки сделала невозможное – она умудрилась самым невероятным образом выйти замуж за энца, и теперь ей оставалось предъявить нотариусу свидетельство о браке и мужнину прописку. Всю дорогу по пути в нотариальную контору Витёк не выпускал её из объятий, не веря своему счастью и боясь, что она вывернется и улетит – потом уж не поймать. Вместе с ней он потащился и к нотариусу, опасаясь, что жена может сбежать от него, выпрыгнув из окошка кабинета должностного лица.
– Добрый день, Станислав Борисович, – поприветствовала Анфиса крепкого холёного мужчину лет сорока пяти (душеприказчика Варвары Михайловны Яблочкиной), и сердце у неё заколотилось неистово от того, что настал, настал её звёздный час. Что сейчас она наконец-то утрёт нос старой кошелке и прохвостке Наталье Егоровне Уткиной.
– А! Анфиса Григорьевна! Здравствуйте, здравствуйте. Проходите, пожалуйста, присаживайтесь. А этот мужчина с вами?
– Это мой муж. Он из города N. Вот наши паспорта, вот свидетельство о браке, – и она протянула сложенную вдвое бледно-сиреневую бумажку с водяными знаками, в которую так ни разу и не заглянула – возможности не было. – Можете всё проверить. Тут всё по-честному, так что наследство полагается мне – я выполнила все условия.
– Я ничего не понимаю, – пробормотал Витёк.
– Я тебе всё объясню, – шепнула ему на ухо супруга.
– Так, так, так, – Станислав Борисович бегло просмотрел документы и вдруг сказал то, что совершенно не ожидала услышать Анфиса: – Но вы разве не в курсе, что ваша покойная тётушка написала ещё одно завещание для спасения своей грешной души, за неделю до своей кончины, в котором всё движимое и недвижимое имущество завещала церкви под названием «Благостного милосердия и щемящей сострадательности» для построения богоугодных заведений по усмотрению пастора вышеупомянутой церкви.
– Врешь! – Анфиса будто с цепи сорвалась и накинулась на Станислава Борисовича.
– Ах! Успокойтесь, пожалуйста! Я понимаю ваше негодование, но теперь уже ничего не поделаешь – такова последняя воля покойной.
– Я не верю! Этого не может быть! Врёшь!
– Да вот завещание, прочтите и обратите внимание на дату, – и нотариус протянул Распекаевой бумагу.
– И квартира, и дом, и деньги, и золото! Всё! Всё! Так зачем же я ездила в этот проклятый город?! Почему мне никто ничего раньше не сказал?! Гады! Сволочи!
– Я ничего не понимаю, – повторил Витёк.
– Да отстань ты от меня!
– Так вы не поинтересовались. Кстати, вам тётушка письмо оставила. Возьмите, – и Станислав Борисович, вытащив из ящика стола конверт, протянул его Анфисе.
– А что если вы об этом завещании забудете? Я вам денег дам! Много! Порвите его! – Анфиса впала в истерику.
– Да что вы такое говорите! Что значит – порвать? О нём знает вся эта церковь, как её... «Щемящего умиления» или как там... И потом, это противозаконно! Вы понимаете, что при свидетеле мне взятку предложили? Я прошу вас немедленно уйти!
На том и закончилась охота за наследством. Анфиса схватила со стола нотариуса документы и всю дорогу домой молчала, несмотря на однообразные вопросы супруга, который то и дело повторял, что он ничего не понимает.
Она ни с кем не разговаривала весь день, сидя на кровати, уставившись в одну точку и пребывая в шоковом состоянии. Анфиса никак не отреагировала на приход Юрика Эразмова, который, по обыкновению, шумел, угрожал Витьку, ни в какую не желая верить в то, что его королева вышла замуж, пытался поспорить на крупную сумму и спрыгнуть с какого-то моста, потом попросил денег и крикнул, чтоб весь дом слышал: