Шрифт:
– А как же голодание, лечебное?
– Вот я и лечусь: поем, попью – и голодать. На сытый-то желудок оно удобнее.
Клавдия брезгливо отошла к двери.
– Ну неужели вы не помните, как выглядела дочь этой Марьи? Толстая, худая, светленькая, черненькая…
– Чего это она черненькая?! Она светленькая. И волосья у ей во такие, до плечей, не ниже! Во такие! – извернувшись, ткнул себя мужичок в лопатку. – Худая была, как шкилда…
– А звали… Звали ее как?
– Имя у нее красивое было – русское. То ли Надя, то ли Маша… Нет, Машка – это же мать ейная… Или Катерина? Или Оля? Оля… Поля… Коля… Во! Точно, Николай! – запутался собеседник и как-то плавно стал переходить на храп.
Больше Клавдии Сидоровне ничего здравого услышать не удалось. Она, правда, пересилила себя и даже потрясла мужика за плечо, но он только звучно всхрапнул и больно ее лягнул. О муже Кургановой ничего узнать не удалось. Клавдия вышла во двор и полной грудью вдохнула свежего воздуха. Задержись она еще минут на десять, и вполне могла от удушья скончаться.
Акакий уже отвязал собачонку и даже где-то раздобыл плошку с водой. По всему было видно, что псина напилась и теперь заглядывала в глаза своего спасителя. Акакий такими же глазами молил Клавдию.
– Кака, даже не думай, у нее блохи. И потом, мы уже подобрали однажды котенка, теперь он изничтожает твои цветы. Давай отвезем собачку к Алене Ильиничне.
Алена Ильинична была давняя подруга Клавдии Сидоровны и даже Акакия Игоревича. Последний ее обожал за то, что женщина на своей даче собирала всех собак, кошек и даже хомяков, где устраивала им сносное жилье. Из-за этого Алена Ильинична даже зимой теперь жила на даче – не могла бросить бродяжек. Единственный сын, которому осталась крупногабаритная квартира, был несказанно рад этому. Но мать не спихнул предательски в деревянную халупу, а переделал родительнице дачу в крепкий кирпичный особняк и постоянно снабжал продуктами и саму матушку, и всю ее многочисленную свору. К слову сказать, Алена даже нашла себе мужа на дачных просторах, который полностью разделял ее любовь к животным и еще более украсил скромную жизнь женщины.
К Алене решили ехать сейчас же. Собачонка резво прыгнула на новые чехлы, а следом за ней трусливо просочилась и кошечка. Распузоны решили, что вдвоем им будет даже веселее, а если Алена не сможет принять этот щедрый подарок, то тогда животных придется отвезти во двор Данькиного офиса. У них замечательная повариха, которая не даст бедолагам пропасть.
У Алены Ильиничны их встретила целая свора разномастных собак и кошек.
Алена искренне обрадовалась и друзьям, и их сюрпризу.
– Вот, честное слово, так ко времени! – радостно оглаживала она шелудивых бедолаг. – Я только что четырех кошечек в хорошие руки определила. Знаю, что люди положительные, а все равно душа скучает, а собачка у нас одна умерла, старенькая уже была.
– И как ты им только хозяев находишь? – удивился Акакий.
– Ты не поверишь – по Интернету! Я каждому такие забавные истории придумываю – просто былины! И потом, чего ж у меня не взять – киски и собачки у меня все здоровые, даже стерилизованные, ты же знаешь, раз в год мой Борька к нам ветврача привозит. Животные чистенькие, откормленные. У них шерстка – чистый шелк, никакой «Вэллы» не надо. Вот увидите, ваши тоже хозяев найдут.
Хозяйка дачи говорила, а сама уже наполняла миски какой-то звериной смесью, и вновь прибывшая парочка крутилась возле.
– Ты, Алена, не корми их сильно. Они, наверное, долго голодали, надо понемножку.
– Ой, не учи меня. Я же всех двортерьерчиков подбираю, из них редко у кого режим соблюдался, так что навык кормежки у меня будь здоров какой!
Клавдия Сидоровна удивительно спокойно чувствовала себя рядом с этой женщиной. Вскоре подошел и муж Алены Ильиничны, отлучавшийся за пивом, и мужики просидели в зеленой беседке до первых петухов. Тут же сидели и женщины. И так было тихо на душе, умиротворенно… Клавдия смотрела на раскрасневшегося Акакия и думала: «Что ж ты, холера такая, не любишь-то меня нисколько? Вон, к молоденькой потянуло. А я-то что же, уже никуда не годна стала? Ну не девочка, не березка, так ведь двух детей тебе вырастила, ирод! Копейки вместе с тобой считала! Если б ты зарабатывал больше, может, и я не такой старухой выглядела… И не орала бы так… И правда, чего я ору на него все время? Вот так плюнет и уйдет, и с кем я останусь? С Жорой? Ну да, с Жорой». Клавдия успокоилась и снова влилась в состояние тихого блаженства.
Домой ехали утром.
– Что-то вокруг этой Белкиной одни странности, – ворчала Клавдия Сидоровна.
– Скорее всего, запуталась девчонка, боится чего-то, и мы помочь не можем, – рассудил Акакий.
– Так как помочь, если она ничего не рассказывает! Нет, что-то здесь не так. Вот почему ее мать скончалась – правда ли, что от паленой водки, а может, ей кто помог? И ведь, как назло, не спросишь ни у кого, с кем в последнее время водилась погибшая.
Акакия вдруг осенило.
– Клава! Смотри, Катя Белкина попадает в больницу из-за чего?
– Из-за отравления.
– Правильно. И мать ее отравилась! Вроде бы случайно, а на самом деле… А на самом деле кто-то безжалостной рукой истребляет всю эту семью. Я имею в виду Катю и ее мать с отцом.
– Так отец же еще жив!
– Откуда мы знаем? Мы об отце вообще ничего не слышали. А если он и жив, то, видно, потому, что в тюрьме его так просто не отравишь. И напрашивается вывод…
– Какой? – открыла рот Клавдия.
– Самый простой! Отец у Катерины действительно человек не бедный, а может, даже очень богатый! Вот и хотят истребить всех наследников, чтобы его богатство в одни руки попало.