Шрифт:
Моника де Мольнар осталась одна, но не задержалась в комнате с широкими окнами. Она чувствовала глухую тоску, а также волнение, которое не давало ей покоя. Она зашагала безо всякого направления, продолжая идти через ряд длинных широких комнат. Машинально двигалась, подталкиваемая какой-то посторонней силой, сердце билось с волнением в старом отчем доме. Наконец, дошла до последней комнаты без мебели, где за большими ставнями окна шевельнулась тень. Затем дерзкая рука толкнула и распахнула их настежь, и мужской голос воскликнул:
– Айме, наконец!
Потрясенная Моника отступила назад, за решетками окна показалось мужское лицо. На мгновение, как два клинка, столкнулись в воздухе их взгляды. Глаза Моники расширились и сделались жесткими, неподвижными, высокомерными. Впервые в жизни Моника Мольнар видела Хуана Дьявола.
Хуан не отступал и не пытался скрыть удивления. На нем были неопрятные брюки, закатанные до колен, и полосатая грубая матроска. Он выглядел как последний моряк на каботажном судне; но выражение лица было слишком гордым, осанка слишком надменна, его широкие босые ступни твердо шагали по земле, он был уверен в себе и улыбался легкой, хитрой и насмешливой улыбкой, спокойно изучая прекрасное лицо женщины, которое обрамлял накрахмаленный головной убор, и воскликнул, извиняясь:
– Черт побери! Не надо так пугаться. Перед вами не сатана.
– Я не боюсь, – ответила Моника, едва успокоившись.
– Уже вижу. Вы даже не перекрестились, услышав имя вашего врага, что странно для таких как вы.
– Могу ли я узнать, чего вы хотите, сеньор? – заметно раздраженным голосом спросила Моника.
– От вас – ничего, – сообщил Хуан с насмешливой дерзостью, и без резкости в голосе.
– Тогда от кого хотите? – осведомилась Моника надменно.
– Я уже сказал имя человека, которого искал и предполагал увидеть.
– Айме? Вы ищете мою сестру? – удивилась Моника, не скрывая недовольства.
– Кажется, так. Ее нет?
– Я не обязана вам сообщать! – вскипела Моника, почти не владея собой.
– Гордая, да?
– А вы наглый! Называете меня гордой и грубите, как только открыли окно.
– О! Из-за такой ерунды обиделась мать-настоятельница.
– Я не настоятельница и не готова терпеть ваши глупые насмешки.
– Черт побери! Сказала Святая Моника. Не так ли вас зовут? Вы очень удивили меня. Я думал, монахини более любезные и менее красивые. О! Не обижайтесь так! Это обычный комплимент. Кроме того, я говорю правду.
– Я позову слугу, чтобы он заставил вас удалиться!
– Бедный мужчина! – засмеялся Хуан, по-настоящему развеселившись. – Не ставьте никого в такое неловкое положение, не пытайтесь изображать того, чего нет на самом деле. В вашем доме нет слуг.
– Это уже слишком! – вышла из себя Моника, покидая комнату.
– Моника! Святая Моника! Послушайте! – позвал Хуан. И поскольку она не обращала на него внимания, воскликнул: – Ужасная свояченица!
– Моника, дочка, что с тобой случилось? Тебе плохо? На тебе лица нет. Почему?
– Ничего, мама. А где Айме? – спросила Моника. Она села, почти задыхаясь, сердце колотилось, стремительно бежала кровь, и ударила в голову от неудержимого гнева.
– Я же сказала тебе, что она с самого утра уехала со своими подругами…
– И куда уехала? – нетерпеливо допрашивала Моника свою мать. – С какими подругами?
– Ну, дочка, их имена я не слишком хорошо помню. Девушки из этих мест, подруги детства. Твоя сестра возобновила некоторые приятные знакомства. Ей скучно одной в этом огромном доме, и конечно, она ходит гулять.
– Моя сестра помолвлена с достойнейшим человеком!
– Я знаю, но не думаю, что там что-то особенное.
– В том, что делает Айме, ты никогда не видишь ничего особенного! Излишне потакаешь ее сумасбродствам и капризам, – упрекала Моника, еле скрывая возмущение.
– Но доченька, почему ты говоришь это? – забеспокоилась Каталина Мольнар.
– Мне не следует говорить таким тоном, мама. Я это прекрасно знаю, – смягчилась Моника, сожалея о своем порыве. – Но иногда не могу сдержаться, а в этом случае… Ладно, прикажи немедленно отыскать Айме. Пусть скажут, что я позвала, и она нужна мне. Пусть придет, – видя, что мать колеблется, она спросила: – Или у нас и вправду нет слуги? Ответь, мама.
– Есть девушка, которая готовит, стирает, гладит. Но речь не об этом. Происходящее…
– Происходящее говорит о том, что ты не знаешь, где она. Как всегда, у Айме каприз, а где и с кем она гуляет, ты не знаешь. И тем не менее, ты одобрила ее помолвку, позволила такому мужчине, как Ренато…
Моника так яростно закусила губу, что резкая боль погасила порыв гнева, который сотрясал ее, как электрический разряд, и опустила голову, сложив руки в молитвенном жесте, а заботливая мать спросила: