– Баринъ, миленькій, простите… – взмолился плачущій женскій голосъ. Иванъ Филофеевичъ приподнялся на ладоняхъ и возвелъ глаза кверху. Передъ нимъ, закрывая лицо руками, стояла горничная Лиза.

Изъ окна спальной высунулась хорошенькая головка Натальи Андреевны. Съ минуту она молча, съ изумленіемъ смотрла на представившуюся ей картину. Потомъ по всему дому, по садику, по сосднимъ дачамъ прогремлъ ея раскатистый, звонкій, почти истерическій хохотъ…