Холд протянул фляжку. Оглянулся на шорох – это Лиз подбежала к ним: видимо, поняв, что мужчины разговаривают без её участия и вообще не спешат идти к ней, женщина не выдержала и решила узнать, в чём дело.

– Чёрт возьми, Август, что случилось? Только не говори, что ты нас покидаешь…

– Да, малышка, – рейнджер оторвался от горлышка, пролив воду себе на грудь, и грустно улыбнулся. – К сожалению, мой путь подходит к концу. Но ничего, ещё встретимся… Конечно, я буду уже другой, но ты напомнишь мне всё…

Женщина присела перед ним на корточки, обняв его голову руками и поглаживая волосы.

– Как приятно… Если бы не боль от этих чёртовых стрел, я был бы сейчас самым счастливым человеком на свете. Ладно, всё. Вы меня слышали, ступайте. Не хочу, чтобы кто-то видел, как умираю.

– Но…

– Никаких "но". Считайте это моей последней волей. Прощайте. Удачно добраться.

Немного пришибленные кончиной Августа, они вернулись к лошадям. Те спокойно ходили и выискивали изредка попадающиеся в почве вкрапления голубых минералов. Им не было дела ни до стрельбы, ни до гибели владельцев – механически-кибернетические создания хоть и были наделены некоторой необходимой разумностью, но она была довольно строго ограничена. Некоторые ситуации и внешние факторы роботами просто не обрабатывались, они делали вид, что их нету. Кроме того, на определённые действия стояли строжайшие запреты – так, например, эти существа ни за что не могли причинить вреда человеку, как они это понимали – лягнув копытом, или врезавшись своею не такой уж и лёгкой тушкой на всём скаку, или любым другим способом, подразумевающим прямое воздействие. С другой стороны, излюбленный жителями прерий способ казни преступников через повешение – с сажанием верхом под каким-нибудь деревом, привязыванием за шею к ветке, и последующей стимуляцией движения того, на чём осуждённый сидел, посредством электромагнитных шпор – проходил на ура. Ну и излюбленный приём диких мустангов – скинуть седока на землю – иногда мог закончиться весьма плачевно…

Лиз быстро оседлала свою кобылку, закинула наверх свёрнутое одеяло и седельные сумки, закрепила всё это, устроила винтовку в чехле и уселась верхом, в ожидании уставившись на своего спутника. Тот тоже проделал все эти действия, но стоял в задумчивости, почему-то не запрыгивая в седло.

– В чём дело, Холд? Поехали! Время дорого! Боюсь, что мы уже безбожно отстаём…

– Погоди. Мы же не бросим их здесь?

– Коней? А как ты их возьмёшь, они же не на нас настроены! Их объезжать надо, каждую… Это чёрт знает сколько времени.

– Вот и я про то. Объезжать… – медленно, будто всё ещё пребывая в задумчивости, он подошёл к одной из лошадей, запрыгнул на неё. Та попробовала взбрыкнуть, но вдруг успокоилась, а Холд соскочил на землю и пошёл к следующей… Через какое-то время он повторил ритуал со всеми ездовыми роботами, и вернулся к своему скакуну, ловко взобравшись на него.

– Я не верю своим глазам… В первый раз вижу подобное. Как? Как ты сделал это?

– Не спрашивай. Я их просто чувствую…

– Чувствуешь? Знаешь, у меня снова мысли начинают появляться, а не тень ли ты…

– Ну а даже если бы я и оказался ею, что тогда? Ты застрелила бы меня, или отправилась сообщать в тот самый отдел, который тут этим заведует?

– Не знаю… Наверное, сделала бы вид, что всё нормально, и донесла бы куда надо.

– А, замечательная гражданская позиция! Уважаю. Ладно, хватит болтовни – поехали. Лошади пойдут за нами.

– Ты ещё и на расстоянии можешь ими управлять?…

– Да нет, просто дал установку, следовать за собой. Видишь, уже подбираются…

– Знаешь, ты меня не перестаёшь удивлять. Боюсь предположить, что там следующее выкинешь…

– Да ничего страшного. Просто превращусь как-нибудь в гадкого монстра с щупальцами, и проучу тебя, как тенями обзываться… А то, знаешь ли, так как-нибудь назовёшь человека свиньёй – а он после этого хрюкать начнёт. Ведь слова имеют некоторую силу, уж не знаю, на подсознание или ещё как влияют – но это действует.

– На под что они действуют? Опять непонятно говоришь, запутать меня пытаешься… И успокойся, всё, не обзываюсь я больше. Не хочу с монстром вдвоём несколько дней по глуши скакать. А то, мало ли что ему в его щупальца взбредёт…

– Вот то-то же. Рад, что ты наконец вняла доводам разума. Теперь могу быть спокоен и не превращусь ни во что. Только, сначала объясни мне пожалуйста ещё пару вещей.

– Опять? Да когда ты уже угомонишься-то?…

– Ну вот такой я, придётся тебе принять это как есть…

– Да я уже смирилась. Давай, жги, что там у тебя ещё…

– Мне не дают покоя слова Августа. Вернее, две его фразы. Первая – про то, что вы ещё встретитесь, но он будет другой. Вторая – про стрелы. Что за стрелы, какие стрелы? У него внешне только какие-то ранения были, на пулевые не похожие, но что-то такое, близкое…

– Нда-а-а уж. И опять – откуда ты такой свалился, а?

– Дык оттуда, где этих, с щупальцами раздают. Ты главное не думай об этом, и просто ответь, ладно?

– Отвечу, чего уж там… Снявши голову, по макияжу не плачут…

– Ни разу не видел тебя накрашенной.

– Да ты вообще меня не знаешь, если по чесноку. Как и я тебя. Что же касается твоих вопросов. Стрелы… Он весь был истыкан стрелами, ты их просто не видел. Ведь индейцы – порождения хаоса, и они используют особое оружие. Их томагавки, луки, копья, щиты – это сгустки энергии, которую можно увидеть, а можно и нет. Поэтому, ты не видел, и я не видела – но Август был истыкан стрелами, как дикобраз. Вообще удивляюсь, как он до нас с такими ранениями добрался. Но это я с конца начала отвечать тебе. А про его слова, что мы ещё встретимся… Ты знаешь вообще про гибель Императора, про её последствия для мира, как это произошло? Нет? Так и знала… Тогда – слушай!