– Покалечили?

– Он – их.

– Во как… Ну, как говорится – святое дело и бог благословит.

– Бог-то может и благословил, но полиции, опекающей те заведения, он не указ: вмиг возбудили дело…

– Превышение пределов необходимой обороны?

– Оно самое: у нас ведь тут всё же не Кавказ, согласитесь… Но это еще только присказка. В участок, куда его доставили, немедля заявились голубенькие и забрали его к себе, на Гороховую.

– Та-а-ак – еще протяжнее откликнулся Ветлугин, и повторять пантомиму «так и сел» уже не стал.

– Есть, правда, и хорошая новость: дело о превышении закрыто не начавшись. Полицейских известили, что они обознались и никакого Расторопшина у Московской заставы в глаза видали, да и вообще лучше б им эту фамилию забыть навсегда. Те взяли под козырек.

– А что ему шьют голубенькие? Не шпионаж в пользу немирных кланов, я надеюсь?

– Никаких официальных обвинений пока не предъявлено.

– Информация – из Топографической службы?

– А вы как думаете?

– Ладно. Так чего они от нас-то хотят – если сами его безропотно сдали?

– Они хотят, чтоб мы просто проявили к нему интерес. Обратились с запросом – так, мол, и так, по нашим сведеньям, участник Американской экспедиции Императорского Географического общества имярек задержан Третьим Отделением и содержится под стражей без предъявления обвинения. Между тем, это незаменимый специалист, экспедиция отбывает со дня на день, а без него нам в той Калифорнии – ну просто никак, так что нельзя ли побыстрей разобраться с этим досадным недоразумением… – ну и всё такое.

– А смысл?

– Смысл в том, что для Топографической службы он теперь, как вы верно изволили заметить, никто и звать никак, и лезть в дело своего бывшего сотрудника напрямую, под собственным флагом, они не могут категорически. А вот как бы намекнуть голубеньким, что парень-то по прежнему в деле, под глубоким прикрытием – это может и сработать…

– Да, пожалуй… А кстати: может, он и впрямь в деле, и работает под глубоким прикрытием?

– Знаете, Гриша, я ведь не давал Службе никаких формальных обещаний. Можем просто развести руками – «Ну, вот не смогли». Связываться с Гороховой – это по любому себе дороже, я вас понимаю. Плюньте – и дело с концом.

– Ладно, – Ветлугин тяжело поднялся из кресла и двинулся к дверям, бросив через плечо: – Счастливо вам тут. Я поехал.

– Куда?

– На Гороховую, куда ж еще: он же теперь вроде как мой человек … Его точно не перевели еще в тюрьму?

– Располагайтесь, коллега, – оперативник Третьего Отделения, атлетически сложенный блондин с прозрачными остзейскими глазами, кивнул Расторопшину на грубо сколоченный табурет в углу пустой комнаты с облупленными обоями и небольшим оконцем, забранным фундаментальной кованой решеткой. Мешок с головы сняли, наручники – нет; решетка на окне явно неказенного вида, антиквариат какой-то; если встроенный компас не врет, привезли его куда-то в район доков, в рабочие районы вокруг Лесного порта и Галерной верфи. На официальный арест не похоже, совсем; это может быть и к лучшем, и к худшему – к гораздо худшему… – У нас тут по-спартански, но чаю предложить могу. Хотя вам сейчас, надо думать, предпочтительнее рассол?

– Ну, не без того… – в жизни ротмистра это был не первый допрос; выгадывать время балагурством – штука рискованная, но… – Удачное местечко подыскали для конспиративной квартиры, ничего не скажешь.

– Главное – соседи нелюбопытные. И подвал тут хороший. В смысле звукоизоляции.

– Ну да. Дыба там, испанские сапоги…

– Да какие уж нынче испанские сапоги, Павел Андреич, – хохотнул тот, – одно бездушное электричество! Это вам там у себя, `a la fronti`ere*,

– ------------------------------------

– ------------------------------------

можно – «старыми казачьими способами», а нам приходится соблюдать по этой части некоторые приличия: а ну, как вас всё же выпускать придется, или, не дай бог, на открытый судебный процесс выводить?

– Да уж, нонеча не то, что давеча… – сдержанно посочувствовал Расторопшин. – Кстати, верно ли я понимаю свое положение: не арестован и не задержан, а – kidnapped?