Наташа слушала с горящими глазами. Егор едва слышно подумал: "Везет ей. Сейчас бородатый волшебник Оз щелкнет пальцами и раскроет секрет ее происхождения. Что-нибудь простое и понятное - и ее мир встанет на место. А мне, после всего, что я узнал, в собственной природе уже никогда не разобраться..."

– Так что же это?
– в нетерпении спросила Наташа.

– Я не могу это описать. Это не похоже ни на что в нашем мире. Оно не отсюда.

– Не понимаю, как это - не можете описать то, что видели, - удивилась Наташа.

– Когда приближаешься к этому, оно влияет на сознание, - пояснил Репес.
– Человек испытывает тягостное чувство... Не тоску, а намного хуже. Ты словно перестаешь существовать. Эта штука - из мира Хозяев, она реальнее нас. Поэтому рядом с ней ощущаешь, что тебя нет. Похоже на опыт с машиной Ворцеля в музее, только ужаснее, потому что не можешь ничего вспомнить. Я знаю, что видел это. Оно было реальным и конкретным, вот как этот стул, на котором я сижу. Вызывающе, грубо вещественным. Но, сколько бы я ни пытался вспомнить, ничего не выходит. Пустота. Словно время, что я провел там, стерто из памяти. Меня не было - и память ничего не сохранила.

– Ну, а размеры? Цвет?

Авдеев беспомощно помотал головой.

– Но эта штука... она же где-то находится физически? Где вы ее видели?

– В гулловском центре обработки данных в Калифорнии. Они построили здание специально для нее. Плосковерхую пирамиду гигантского размера, напоминающую древний мексиканский храм, только вместо лестницы огромный вход и портик с бесконечно высокими колоннами. Когда стоишь у подножия, чувствуешь себя ничтожным насекомым. Источник находится на самом верху. Мы поднимались туда на лифте. Лифт я отлично помню. Зеркала, три ряда хромированных кнопок, как в старых фильмах. Мюллин вводил код, чтобы лифт доставил нас наверх. А потом двери открылись и... пустота и страх. Помню только, что заболел потом. С меня семь потов сошло. Когда вернулся в Москву, обнаружил, что похудел килограммов на пять, не меньше.

Говоря это, Репес бережно похлопал себя по животу, словно желая убедиться, что утраченная тогда плоть вернулась и пребывает в целости и сохранности.

– Я уговорил Мюллина взять с нами Ильина. Хотели пойти все, но генерал уперся и сказал, что, кроме меня, пойдет только один. Мы бросили жребий. В наших чипах стояла дурацкая программка, чтобы быстро решать, кто платит за всех в баре по пятницам. Выпало идти Василию. Мюллин отговаривал его, напомнив о судьбе Нелидова, - ведь это он водил Костю на пирамиду во время злосчастной командировки, после которой тот с собой покончил, - и даже привел статистику самоубийств в руководстве Гулла. Из нее следовало, что почти треть функционеров уровня регионального директора и выше сразу после назначения накладывали на себя руки. Это как раз тот уровень, когда им сообщают о Хозяевах. А остальные две трети уходят из жизни в течение последующих семи лет. Мысль о том, что эти существа управляют нами, непереносима! Старик сказал, что сам жив лишь потому, что уже много лет плотно сидит на антидепрессантах. Он предупредил Ильина, что знание о существовании Хозяев лишает людей всех смыслов, превращая нас в персонажей злого мультфильма. Оно разрушает жизнь и ничего не дает взамен, кроме ужаса и страха. Это яд, который нельзя вывести. Узнав о Хозяевах, человек уже не может этого забыть. Зловещая правда губит его, наполняя отчаянием и безнадежностью. Но Ильин был храбрый парень, ничего не боялся. Сильный был. Такие быстрее ломаются, как оказалось.

– А почему вы не покончили с собой?
– неожиданно спросила Наташа.

Егору почудилось в ее голосе жестокое любопытство того сорта, что побуждает детей отрывать лягушкам лапы и раздавливать пальцами живых головастиков. Он сверкнул на нее сердитым взглядом, но бывший священник не обиделся.

– Видишь ли, девочка, - с готовностью начал объяснять Репес, - я сам много лет думал об этом. Вывод, к которому я пришел, утешителен и ужасен одновременно. Я не могу покончить с собой, поскольку знаю, что моя жизнь мне не принадлежит. Я чувствую, что не имею права этого делать. Если я убью себя, это будет вызовом тому, кто в действительности владеет моей жизнью.

– Хозяевам?

– Я предпочитаю верить, что богу. Боюсь, мое самоуправство с его бесценным даром - жизнью - ему не понравится.

– Вы верите в бога?
– удивилась Наташа.
– Вы же священник, пусть и ненастоящий...

Репес горько усмехнулся.

– Хочется надеяться, что верю. Правда, у меня нет доказательств его бытия, зато полно свидетельств реальности Хозяев. И все же я утешаю себя мыслью, что, может быть, он незримо стоит за ними.

– А если они и есть бог? Или боги...

Репес задумчиво пожевал губами, прежде чем ответить.

– Тогда наши дела плохи. Если бога нет, а есть лишь они... Что ж, в таком случае тем более лучше не рисковать. Ведь, умерев, мы окажемся в сборочном цеху. В месте, которого всеми силами хотим избежать. Надо жить, пока есть возможность. Я ответил на твой вопрос?

Наташа кивнула и тут же спросила снова:

– Откуда у Гулла взялась эта штука - Источник?

– Они сделали ее, пользуясь указаниями Хозяев - так сказал Иоганн Мюллин. По его словам, гулловцы понятия не имеют, как она работает. Не знаю, правда ли это. Звучало достаточно безумно, как почти все, с чем я столкнулся тогда в Гулле. Так что я верю и этому.

– Правильно ли я понял, - неуверенно вмешался Егор, - что другглы подчиняются не программам, написанным людьми, как я... как мы всегда считали... а нечеловеческой хрени, которую даже изучить толком невозможно?

– Абсолютно, - подтвердил Репес.
– Понимаешь теперь, что я пережил, когда узнал об этом? С того дня каждый раз, когда я слышал в голове заботливый голос друггла, у меня мурашки бежали по коже. Одно дело - верить, что чип расширяет человеческие возможности, делает жизнь удобнее и прочее бла-бла-бла. Совсем другое - знать, что в твоем мозгу поселилось нечто непостижимое, не принадлежащее нашему миру. Оно... она по-хозяйски копалась в моем уме, слушала мои мысли и лезла с советами. Мы были соционическими дуалами. Она была мне ближе и роднее, чем Люба, моя законная жена... Но знание того, что никаких серверов Гулла нет и источник ее существования трансцендентен, повергало меня в панику. Я понял, что сойду с ума или убью себя, если не сделаю с этим что-нибудь.