Фрэнсис слегка покоробило, что о ее отце говорят в прошедшем времени. Сперва инсульт, а затем трагическая гибель жены превратили его из человека в растение. Теперь старшей дочери придется, по всей видимости, примерить на себя отцовскую обувь и помахать его волшебной тростью.

Карие глаза Билла умоляюще смотрели на нее.

Для Фрэнсис он был почти чужой, вернее, совсем какой-то отдаленный от общности, которая называлась семьей Пратт. Тетушка и кузины были ей гораздо ближе. Билл Лоуренс маячил где-то на втором плане, исчезал каждое утро, торопясь на работу в Бостон, и возвращался поздно. Но всегда при встрече целовал жену в лоб, что-то нежно ворковал ей на ухо, и этот неизменный ритуал вызывал у юной Фрэнсис теплое чувство к нему. Ее родители в эпоху ее детства так себя не вели. Поэтому Билл Лоуренс воспринимался ею как любящий глава своей маленькой семьи, и вообще как добрый порядочный человек. Он курил трубку, набитую душистым табаком, покачивая маленькую Хоуп, усевшуюся ему на колено, расспрашивал с интересом, как она провела день, и внимательно выслушивал ее сбивчивый рассказ.

— Конечно, Билл. Я постараюсь… если что-то от меня зависит… — Фрэнсис трудно было подобрать подходящие слова.

Едва Фрэнсис вошла в холл дома тетушки Аделаиды, у нее голова закружилась от цветочного аромата. Букеты были повсюду, и даже лестница, ведущая наверх, к комнате Хоуп, благоухала. Никто не встретил ее, не спросил, зачем она здесь, но голоса невидимок раздавались по всему дому, наравне со звяканьем тарелок и столового серебра. Подготовка к свадебному обеду шла полным ходом, только в скрытых от глаз Фрэнсис помещениях.

Преодолев крутой лестничный пролет, она постучалась в дверь Хоуп. Отклика не последовало. Фрэнсис покрутила дверную ручку лишь с целью убедиться, как ей было сказано Биллом, что Хоуп заперлась изнутри.

— Хоуп! — позвала она запаздывающую невесту. — Это я, Фрэнни. Ты в порядке?

Молчание.

— Ты что, не хочешь говорить?

Никакого ответа. Фрэнсис задумалась. Какую роль в сложившихся обстоятельствах ей предстояло сыграть? Она не так уж хорошо знала Хоуп, а уж про ее отношения с Джеком Кэботом — вообще ничего. Если Хоуп вдруг возненавидела своего жениха и вздумала обрушить свою свадьбу наподобие горной лавины, то она ведет себя соответственно принятому решению и не вступит с Фрэнсис в переговоры.

Представительница семейства Праттов и своего когда-то всемогущего отца в данный момент чувствовала себя более чем неловко. Зачем она вмешивается в назревающий скандал, и какую помощь она может оказать симпатичным ей родственникам, с проблемами которых она так мало знакома?

«Вот твой отец бы смог…» Произнесенные Биллом слова запечатлелись у нее в мозгу. Она, как дочь Ричарда Пратта, унаследовавшая его способности, должна не подкачать и поддержать его репутацию удачливого переговорщика.

Приникнув к двери, Фрэнсис произнесла шепотом, но достаточно внятно, чтобы ее услышали по ту сторону:

— Я скажу тебе кое-что про себя, о чем мало кто знает, — начала она в надежде, что такое вступление пробудит у Хоуп женское любопытство.

Фрэнсис не очень-то хотелось делиться со строптивой невестой тем, что давно было погребено в прошлом, но на какие-то жертвы все равно приходилось идти, раз она взяла на себя столь сложную миссию.

— Я была обручена однажды, много лет назад. Я думала, что мой парень достанет мне луну с неба, и без оглядки приняла его предложение.

Фрэнсис вслушалась в тишину за дверью. Никакой реакции.

— Прошли месяцы после нашего обручения, и кое-что изменилось. Может быть, причиной тому было мое внутреннее нежелание стать чьей-то женой. Сама я не понимала, чему противилась. Разве я не могу остаться собой, выйдя замуж? Разве я в этом случае расстанусь со своей индивидуальностью? И все-таки я стала внимательно присматриваться к своему жениху, критически оценивать его поведение, сдирать с него словесные одежды, фигурально выражаясь.

Мне открылось — а может быть, это была лишь моя фантазия, — что он ищет себе жену, словно примеривает ботинки по ноге — чтобы они не жали и долго не снашивались. Я тогда просто впала в паранойю. На его слова, что он то-то и то-то предпочитает в женской одежде, я взрывалась, считая, что он не находит меня достаточно привлекательной и хочет одеть меня, как куклу, по своему вкусу. Когда во время беседы он прерывал меня и заговаривал на другую тему, я сразу думала, что ему со мной скучно.

А уж совсем я сбрендила, когда он попросил меня перейти в католичество. Он происходил из глубоко верующей, религиозной семьи, и, вместо того чтобы обрадоваться тому, что мне предложили влиться в закрытую для других общность, разделить с моим возлюбленным то, что было для него важным, я взбрыкнула. Ах, вот как! Он хочет, чтобы я изменилась? Его не устраивает мое наплевательское отношение к религии. Я для него недостаточно хороша. «Ну и черт с тобой! — решила я. — Катись подальше». Я порвала с ним почти накануне свадьбы.

Рассказ о своем прошлом так увлек Фрэнсис, что она едва опомнилась. Ведь не для исповеди пришла она сюда, не для того, чтобы рассказывать горькую правду о себе, неизвестную даже близкому другу, каким был для нее Сэм. И, уж конечно, не для пространных монологов перед наглухо запертой дверью.

— Я не знаю, что происходит с тобой, Хоуп, но, может быть, тебя вдруг в последний момент одолевают сомнения? А может быть, ты просто зацепилась за что-то свадебным платьем, порвала его и теперь переживаешь, а я тут распинаюсь перед дверью… — Фрэнсис выдавила натужный смешок. — Но из любой, самой глупой и самой отчаянной ситуации всегда найдется выход. Подумай о своих родителях, о Джеке. Они все хотят только одного — чтобы ты была счастлива. А в какое трудное положение ты их ставишь!