И даже безобразная сцена, устроенная Людмилой Сергеевной по окончании разбирательства, уже казалась смешной, а не унизительной. Интересно, откуда она обо всем пронюхала? И как ей удалось опять самым поразительным образом вывернуть все наизнанку? «Устроилась под крылышком у любовника! На тепленькое местечко! Деньги лопатой гребешь! Семью разбиваешь! Квартирку он тебе снял! Машину подарил! Шуба вон какая! Ишь, и бриллианты в уши нацепила! А у него дети голодают! Потаскуха! Дрянь! Я тебя выведу на чистую воду!»

Даже судья выглянула из кабинета, услышав дикие вопли. Рига виновато развела руками и улыбнулась ей, как бы извиняясь за хамское поведение бывшей свекрови. Спорить, доказывать что-то Людмиле Сергеевне было бесполезно, а потому Маргарита просто развернулась на сто восемьдесят градусов и ушла.

«Дети голодают!» Это же надо такое придумать! Хотя в остальном Людмила Сергеевна была, можно сказать, частично права. Шубу, тряпки, бриллианты подарил ей, Рите, Влад. Квартиру снял тоже он. Ту самую, неведомого приятеля Миши. Машина ей полагалась. Впрочем, заместитель директора по маркетингу в солидном совместном предприятии «Гиацинт» имел неплохую зарплату, и Рита тешила себя надеждой, что когда-нибудь обязательно отдаст Владу долг… Однако насущные проблемы все отодвигали и отодвигали час расплаты. Кстати, она вспомнила, что так и не собралась сделать подарки ни маме, ни сестре. А как хотелось! Что-нибудь такое… Необычное… Шикарное.

Отношения Риты и Влада за без малого месяц, который она проработала в фирме, нисколько не изменились. На работе он оставался неизменно корректным, доброжелательным и требовательным начальником. Во время неофициальных встреч — дома или в театре, в ресторане или на пикнике, — которые происходили регулярно, становился добрым другом — заботливым, всепонимающим, всегда готовым поддержать и помочь. Но не более того. Понаблюдав за Ритой и Владом, послушав их иногда далеко не безобидную пикировку, можно было решить, что они дружат целую вечность, чуть ли не в детском садике на соседних горшках сидели…

Разговоров о чувствах он не заводил, и Рита иногда терялась в догадках: не испарилась ли его любовь, такая нежданная, удивительная и непонятная, трансформировавшись в дружбу и симпатию начальника, нашедшего толкового подчиненного?

Впрочем, такой поворот ее вполне устраивал. Или она просто не хотела признаться себе в обратном?

Рита усердно занималась английским языком. Следовало отметить, что без помощи Влада ее успехи были бы куда скромнее. Она уже неплохо (с помощью словаря и подсказок) читала и даже пыталась разбирать тексты деловой переписки, однако говорить патологически боялась. Вот тут-то Влад ей только мешал. Она помнила его реакцию на ее произношение и безумно стеснялась, от этого становилось только хуже.

Рита не была теперь совсем одинока. Она подружилась с рыженькой медсестрой Людочкой и часто бывала у нее дома. Иногда вместе с Владом. Их очень сердечно принимала мама Люды — пожилая, очень больная женщина, передвигавшаяся только в инвалидном кресле. К счастью, мать и дочь жили в деревянном домике на окраине города, и Галина Григорьевна — так звали Людину маму — летом почти целые дай проводила в маленьком ухоженном садике. Рита была страшно благодарна Владу, когда тот, списавшись с деловым партнером, раздобыл для Галины Григорьевны какое-то редкостное заграничное лекарство. А уж когда он заменил деревянные сходни для коляски, сделанные женихом Людочки — Петей Корякиным, очень сдержанным и молчаливым, но в общем-то приятным парнем, — на фирменные, радости Риты не было границ.

Тихие вечера в уютном чистом домике за чаепитием из настоящего — не электрического — самовара были полны домашнего тепла и милой простоты…

Идиллия. Другого слова не подобрать. И все-таки Риту не оставляла тревога. Уж слишком все было хорошо и спокойно. Однако единственное, что ее всерьез смущало, — было вынужденное общение с первым замом директора фирмы «Гиацинт» Юрием Венедиктовичем Барсуковым. Еще не старый, лет сорока с небольшим, видный мужчина, высокий, с чуть наметившимся брюшком, признанный дамский угодник, Барсуков вселял в Риту неясное беспокойство. Его темные, заметно поредевшие надо лбом волосы не скрывали поблескивавшей, еще небольшой лысины, и он, делая немыслимый зачес, тщательно маскировал сей незначительный недостаток. Тем не менее зачес время от времени сползал с предназначенного ему места, превращаясь в неопрятную, даже на вид липкую прядь. Видимо, Юрий Венедиктович не только тратил уйму времени на поддержание своего «товарного» вида, но и изводил немыслимое количество лака, дабы оставаться привлекательным для особ противоположного пола.

Рите часто хотелось посоветовать ему прекратить дурацкие упражнения и смириться с пустяковым недостатком, чтобы хотя бы перестать быть смешным, но она не решалась. Останавливал ее взгляд волооких, темных, под густыми бровями глаз Барсукова — всегда сладкий (как, впрочем, и неизменная улыбочка на красивых тонких губах), преданный, почтительно-заинтересованный, иногда он становился цепким, колючим, недобрым…

Она отгоняла от себя подобные мысли: в конце концов, что за нелепая подозрительность? Влад знает, кому доверять. И все-таки она отлично понимала, что за демонстративно проявляемыми к ней Барсуковым симпатией и уважением кроется глубокая, необъяснимая, с ее точки зрения, неприязнь.

«Ах, прекрасная Маргарита! Как вы талантливо решили эту проблему!» — и быстрый, как молния, убийственный взгляд.

«Ах, Маргарита Михайловна, не поужинать ли нам сегодня вместе? Я мужчина свободный… Заняты? Жаль, жаль». Взгляд, как удар кинжала, коварный, неуловимый.

Нет, не рвался Юрий Венедиктович внести ее, Риту, в список побежденных им женщин, это она знала точно. Но что же, что так раздражало его в новой сотруднице? Что будило неприязнь, которую она так остро чувствовала? Чувствовала и все-таки не решалась рассказать о своих ощущениях Владу.