На сей раз Ирине удалось разлепить пересохшие губы:

— Поняла, Дим. Кто его так?

— Не догадываешься? Это же ясно как белый день. Кредиторы отловили. А нам лучше в эти дела не соваться. Поняла?

— Неужели так можно? Из-за денег?

— Забудь об этом, — грустно улыбнулся Соловьев.

Распрощавшись с Дмитрием у своего дома, Ирина вошла в подъезд и медленно, будто совершенно лишилась сил и превратилась в тряпичную куклу, побрела по лестнице. На душе у нее было ужасно скверно…

Преодолевая последний пролет, она подняла глаза и увидела… Стеллу.

Девушка сидела на ступеньке, прислонившись к перилам, и умоляюще смотрела на Ирину своими сине-зелеными глазищами, будто боялась, что подруга ее не узнает.

— Стелка, милая!

Ирина буквально упала в объятия Стеллы, немедленно вскочившей на ноги и бросившейся навстречу. За дверью в квартире надрывно квакал похожий на лягушку телефон, истошно орала Баська, а они все стояли обнявшись, словно после долгих странствий в пустыне добрались наконец до вожделенного оазиса.

Рита повесила трубку. Ирины, очевидно, не было дома. Вздохнув, девушка отправилась в метро. Ей предстояло с Киевского вокзала добраться до Ярославского. Она никогда прежде не бывала в Москве. Только когда они с Владом летали в Грецию. Влад… Стоило ей уехать из сонной, спасительно-глухой деревни, как воспоминания о нем нахлынули с новой силой, вызывая острую, непереносимую боль. Рита старалась не вспоминать, но это ей плохо удавалось…

Поглазев на мозаичные картины «Киевской», а затем и «Комсомольской», Рита окунулась в суету Ярославского вокзала. В пригородных кассах она купила билет до Калининграда, выяснила, на какую электричку ей нужно садиться, и, подождав несколько минут, села в быстро наполнившийся вагон.

На сей раз путешествие показалось ей сравнительно недолгим. Электричка остановилась у узенького перрона, и девушка через темный подземный переход вышла на привокзальную площадь.

Старушки торговали первой зеленью, собранной, видимо, со своих огородов, бойкие лоточники продавали золотистые бананы, яркие оранжевые апельсины, краснобокие аппетитные яблоки, длинные парниковые огурцы и крупные сочные помидоры. Не удержавшись, Рита купила два банана и помидор.

«Помидоры и кактусы!» — пронеслось у нее в голове. Влад часто подшучивал над ней, даря цветы: «Будешь плохо себя вести, в следующий раз и правда колючий кактус подарю…»

«Не подарит уже никогда и ничего. И не пошутит. И не обнимет…» Усилием воли Рита отогнала мрачные мысли. Спросив у пожилой женщины, рядом с которой ехал на трехколесном велосипедике забавный курносый малыш, как попасть на нужную ей улицу, Рита сняла с банана шкурку и двинулась к автобусной остановке, жуя на ходу.

Прокатившись в переполненном, дребезжавшем автобусе, Рита с удовольствием вышла на воздух и сняла куртку, которую понесла, перебросив через руку. Она бы с удовольствием скинула и свитер, но стеснялась остаться в линялой ковбойке.

Рита почти не плутала, отыскивая улицу Толстого. Рядом с пятиэтажками, которые, на ее взгляд, располагались без какого-то видимого порядка, обнаружились и частные дома. Из них и состояла «улица толстого». Именно такое название прочитала удивленная Рита на первой же табличке, которую увидела. Оставалось лишь догадываться, в честь кого была названа улица — в честь Льва Николаевича Толстого, в честь Алексея Николаевича Толстого, в честь Алексея Константиновича, опять же Толстого, или в честь неведомого толстого человека, чем-то потрясшего воображение подлипкинских властей…

Лариса обрадовалась старой подружке. И как будто бы даже не удивилась переменам, произошедшим в ее внешности. А что? Жизнь идет, все меняется. Убедившись, что Ларисина мама, Нина Николаевна, вовсе не возражает, чтобы Рита некоторое время пожила у них, и напившись чаю, девушки ушли в сад.

Они уселись на скамейке перед вкопанным в землю столом возле небольшого, но уютного домика Куприяновых, совсем недавно выкрашенного ярко-зеленой краской, и принялись болтать.

Обрушив на Риту град вопросов, Лариса успела поведать ей, что «сбегала» замуж и развелась, что Подлипки — гнусное захолустье, от которого ее тошнит, что она озверела от опеки престарелых родителей, которые уже просто выжили из ума, что… Словом, рассказала обо всем на свете, успевая при этом сочувствовать подруге, «пережившей личную катастрофу», и возмущаться поведением начальника, решившего свалить на бедняжку ответственность за собственные махинации, — Рита не стала говорить о том, что произошло с ней на самом деле, а жулика начальника выдумала, чтобы объяснить, почему у нее липовый паспорт.